Заставлю тебя полюбить
Шрифт:
— Нравится. У него тоже есть интерпретация на итальянском?
— Не совсем. Но есть приближенное к Эмилю. Если будет нужно, она будет зваться по брату.
Тяжело.
Горько.
Неожиданно.
Давид ждал от меня смирения, но его не было.
— Это лучше, чем если бы ты назвал ее Жасмин, — сказала я искренне.
— Я решил, что это имя принадлежит тебе.
Я осторожно выдохнула, опустив взгляд на его грудь. Она наверняка горячая, раньше я прикасалась к ней в порыве страсти, а теперь боялась.
Боялась
И ночей с ним до дрожи боялась. Взгляд Давида — голодный, жадный, ревнивый — обещал бессонные ночи.
— Жасмин.
— Да?
Я подняла глаза, шумно сглатывая.
— Если ты когда-нибудь захочешь рассказать о той Кристине, я выслушаю.
Я отшатнулась от Давида, распахнув глаза.
Ни за что.
Не будет той истории. Давид никогда не узнает о ней. О Новосибирске. О моих родителях.
Это останется моей тайной.
— Нет. Мне нечего тебе рассказать.
Давид кивнул, пристально посмотрев мне в глаза. Ощущение, будто он знает больше, чем должен, не покидало меня.
Но это невозможно. Если я буду молчать, Давид ничего не вспомнит и ничего не узнает.
— Хорошо. Я дам тебе время, чтобы привыкнуть к новому статусу. До нашего брака я буду спать в другой комнате. Готовься к свадьбе, Кристина.
— Жасмин, — поправила я.
— Конечно. Жасмин.
Давид ушел в детскую. Сколько он там пробыл — я не помнила. Мне тоже безумно хотелось побыть с детьми, тем более, что они проснулись, но пока с ними был Давид — я не подходила.
Только когда он совсем покинул комнату, я бросилась к кроваткам. Няня оказалась понимающей и вышла из детской, ожидая, когда можно будет снова вернуться к своим обязанностям.
Я позвала ее совсем скоро с нестандартным вопросом:
— Они проснулись. Мне нужно их покормить, правильно?
Женщина лет сорока ласково улыбнулась и все мне объяснила. Даже не порицала за то, что я ничего не умею. Больше всего я боялась осуждения, но няня всему меня научила.
Если бы не эта женщина, я бы не справилась. К семье Басмановых я обращаться не желала. Видимо, Эльдар ожидал чего-то подобного вроде моей гордости, поэтому и пригласил в дом другую сторону.
Две недели пролетели незаметно. Мама Давида — тетя Лиана забросала меня советами, а Полина передала много модных свадебных журналов. К счастью, мне никто не навязывал свое общение. Полина с Кариной пытались несколько раз, но я вежливо закрывалась в своей комнате и выходила из нее только под вечер, когда все разъезжались и в доме оставались лишь старшие и Давид.
Я долго выбирала свадебный образ, потому что совсем не представляла себя невестой.
Волосы я сразу решила собрать в высокий пучок в европейском стиле. Мне оставалось было выбрать фасон свадебного платья и туфли к нему.
Я еще не знала границы дозволенного, но уже уяснила, что Давид был ревнивым мужчиной. Значит, свадебное платье не должно было сильно облегать, хотя после
Без особой страсти я выбрала белое платье-миди. Оно было с длинными рукавами и достаточно закрытое, чтобы Давид одобрил его. Я передала свой выбор, и платье пошили за неделю.
Оно село идеально.
До свадьбы оставалось всего ничего.
Уже завтра я возьму фамилию Басманова и после ночи стану целиком принадлежать мужчине, от которого у меня имелась кровавая тайна.
Глава 29
Давид
Жасмин никого к себе не подпускала.
После переезда в особняк она закрылась в себе основательно и не позволяла никому к ней подступиться. Я держался в стороне — давал время привыкнуть ко всему, чем мою невесту обложили со всех сторон: к заботе со стороны моей матери, к общительности невестки и Карины. Считал, что это все пойдет ей на пользу, тем более что из-за нервов у нее пропало молоко.
Но беда была в том, что Жасмин в заботе не нуждалась.
И открыто это показывала.
Она не разделяла чувств остальных женщин в доме и считала свадьбу не более, чем неизбежным событием. Ей это не нужно. Чуждо. За каждым семейным ужином Жасмин давала понять, что это не про нее.
Жасмин даже спускалась на ужин из-за надобности, потому что это отцовская традиция. Правило, которое ей приходилось соблюдать. Она ела молча, но смотрела враждебно, будто в любой момент ждала удара в спину.
Но никто не нападал. Все страхи были внутри нее, Жасмин по-прежнему видела во мне убийцу своих родителей, но сказать об этом не решалась.
Ей было стыдно, что ее план не удался. Я жив и, более того, имею двоих детей. От нее.
Жасмин проиграла в этой войне.
И стала загнанным испуганным волчонком, которого я не знал, как приручить.
В ночь перед росписью я зашел к ней. Перед этим постучал в дверь несколько раз, но за дверью ожидаемо молчали. Ближе к ночи Жасмин вообще не проявляла признаков к жизни — не выходила из спальни и избегала домочадцев, в особенности меня.
Но если с матерью или Полиной это срабатывало, то со мной — нет.
Завтра Жасмин станет моей женой, и я вернусь в эту спальню, а я стучусь, чтобы получить ее разрешение войти. Безумие. Ее поведение начинало меня злить.
Я решительно открыл дверь. Будь здесь замок — Жасмин бы и на него закрылась, сомнений нет. Я сцепил челюсти.
Тише, чтобы не разбудить детей, я сделал первый шаг.
Жасмин резко поворачивается на шум и недоверчиво смотрит на меня.
— Ты не спишь, — утверждаю решительно.
— Нет.
Жасмин сидела на постели и читала книгу, настенная лампа приглушенно освещала ей страницы. Книга, кажется, о детях и материнстве — та, что няня посоветовала. С няней Жас быстро нашла общий язык и почти никогда от нее не отходила.