Засыпайка в рыбацкой деревне
Шрифт:
Мати присел на корточки рядом с бабушкой, чтобы посмотреть, как полют. У моркови были симпатичные резные листочки, слегка напоминавшие птичьи перья. И росла она красивыми прямыми рядками, а вокруг кустилась разная сорная трава. Ее надо было осторожно вытаскивать вместе с корнями, чтобы моркови хватало места и воздуха. Когда Мати понял, что нужно делать, бабушка сказала:
— Я тока съезжу на почту, за газетами. — Взяла велосипед и укатила.
Сначала Мати гордился тем, что бабушка доверила ему такую важную работу, как прополка грядок. Но постепенно это ему надоело — дергаешь, дергаешь,
— А чем мы сегодня займемся? — раздался вдруг знакомый и милый голос.
Воздух перед Мати зарябил, завертелись цветные кольца, и вот между грядками уже стоял Засыпайка. Мати тут же повеселел.
— Бабушка разрешила мне прополоть морковку, — гордо объявил он.
— Можно, я тоже? — спросил Засыпайка.
— Конечно, можно, — обрадовался Мати — неожиданная подмога была ему очень кстати. — А ты умеешь полоть? — спросил он на всякий случай.
— Что за вопрос! — надулся Засыпайка.
Засыпайка приступил к делу на другом конце грядки. Вот так, двигаясь друг другу навстречу, они с Мати должны были встретиться где-то посередине, и тогда вся длинная морковная грядка была бы очищена.
Какое-то время они работали молча, только посапывали. Наконец, Мати почувствовал, что нужно разогнуться. Он пошел посмотреть, как продвинулся Засыпайка. И что же он увидел?!
В борозде между грядками лежала молодая ярко-зеленая поросль моркови, Засыпайка аккуратно разложил их одну за другой.
— Засыпайка, что ты делаешь! — опешил Мати. — Ты же выдернул морковку и оставил сорняки!
— Да что ты! — поразился Засыпайка. — Вот эти мышиные хвосты в есть морковка?
Тоненькие, белесые корешки морковин и вправду больше походили на мышиные хвостики, чем на овощи.
— Их было так весело вырывать, — объяснил Засыпайка. — Они росли красиво, рядком и сами лезли в руки. А когда я попробовал рвануть те, другие, то обжег пальцы.
— Еще бы, — хмыкнул Мати, — это крапива, ее-то и надо было выдернуть. Ну и что же, что жжется, работать в саду — это тебе не леденцы сосать!
— Что же теперь будет?! — заскулил Засыпайка.
— Ничего, — утешил его Мати. — Засунем морковку обратно в землю и как следует польем. Тогда она слова вырастет.
Сказано — сделано. Друзья пальцами сделали в мягкой земле ямки и затолкали всю морковь обратно на грядку.
В тот самый момент, когда Мати открыл кран, торчавший на огороде, и вода, гулко звеня, побежала в лейку, приехала бабушка.
— Что это с тобой? — крикнула она еще издали. Дождь, по-твоему, ночью лил мало?
Засыпайка живо перевернул шапку козырьком вперед и растаял.
— Поливать мне нравится больше, чем полоть, — брякнул Мати.
— Охотно верю, — засмеялась бабушка, — но поливать сегодня вовсе ни к чему. А если тебе надоело полоть, пойди в дом, там для тебя есть письмо.
— Письмо!
Мати помчался в комнату. От кого письмо — от мамы и папы? Или от таллиннских дедушки и бабушки? Или от прадедушки и прабабушки?
На столе поверх газет
А дальше было написано вот что:
«НЕХОРОШАЯ ДЕВОЧКА МАТИ!
МЫ С ПАПОЙ ВООБЩЕ НЕ СОСКУЧИЛИСЬ ПО ДЕДУШКЕ С БАБУШКОЙ И ПО ТЕБЕ! И НАМ ВОВСЕ НЕ ХОЧЕТСЯ УВИДЕТЬ МОРЕ! МЫ С ПАПОЙ НЕ ПРИЕДЕМ В ПЯТНИЦУ ВЕЧЕРОМ В КЯСМУ!
— Ура! — закричал Мати и повис у бабушки на шее. — Папа с мамой приезжают!
— Тише, тише! — успокаивала его бабушка. — Дедушка отдыхает!
— Бабушка, какой сегодня день?
— Пятница.
— Ура! — закричал Мати шепотом.
Тупс вылез из-под кушетки, завилял хвостом и тихонечко тявкнул — тоже радовался приезду палы с мамой.
— Ну, что же, — усмехнулась бабушка, — поставим тесто.
— Ну, что же, — потянулся в дверях дедушка, — затопим баню.
Ближе к вечеру в Кивинеэме, перед калиткой, ведущей на берег, в море, на самом большом валуне стоял мальчик. Стоял до того неподвижно, что чайки даже не обращали на него внимания. Они лениво посиживали на камнях — каждая на своем личном валуне. И худо было той чайке, которая по глупости или от слишком общительного нрава опускалась на уже занятый камень. Спесивую захватчицу тут же прогоняли пронзительным криком и резкими ударами клюва. Каждому камню — по своей чайке. Вот и казалось, что из моря торчат головы великанов с белыми чубчиками.
Довольно близко от берега между камнями плавала утка с утятами. А на горизонте, там, где вода сверкала синим светом, прямая струйка дыма отмечала путь проходящего в море теплохода.
Но Мати, а он-то и стоял на самом большом валуне в море у калитки, сегодня не занимали ни утиная семья, ни далекие корабли. Мати стоял, не двигаясь, и во все глаза смотрел на другой берег бухты, где между водой и синеющим вдали краем леса белела узкая полоска. Там из леса выбегала дорога и недолго петляла рядом с берегом. Время от времени там пробегали какие-то букашки, то с материка по направлению к полуострову, то от полуострова к материку. Это были машины.
А Мати ждал автобус.
И наконец он появился! Автобус выполз из леса как большой красный жук. Солнечные лучи поблескивали в его окнах и передавали радостный сигнал: «Едем! Едем! Едем!»
Длинным ловким прыжком Мати перелетел с самого большого камня на меньший, оттуда — на следующий, чуть было не потерял равновесие, но все-таки, размахивая руками, удержался на одной ноге и, перескакивая, как горная коза, с камня на камень, благополучно добрался до берега. Вихрем влетел в кухню, но там никого не было. Бабушка как раз накрывала на веранде праздничный стол.