Затаившаяся змея
Шрифт:
Вошли они не через главный вход, а через боковую дверь, которая вела в крытую галерею. Человека несведущего запертые ворота обескуражили бы, но Криспин ожидал этого и несколько раз дернул за цепочку колокольчика, уверенный, что на звон кто-нибудь да придет. И вскоре так и случилось. Из-за угла показался монах в рясе, черноволосый, с блестевшей на макушке тонзурой. Он подошел, опустив глаза, и негромко произнес: «Мир вам», — а потом поднял голову. Его бледное лицо с застывшим на нем выражением повиновения просияло.
— Криспин Гест! Как я рад тебя видеть!
—
— Конечно, Криспин. Для тебя всегда найдется время.
Криспин спиной чувствовал взгляд Джека, когда входил в открытые ворота. Парнишка следовал за ним нерешительно, глазея на монаха, который, в свою очередь, тоже весьма внимательно его разглядывал.
Они пошли по галерее, их шаги эхом отзывались под каменными сводами. Холодный воздух был еще холоднее в тени, как будто застаивался у застекленных арок. Через каждые несколько футов стояли жаровни, в них горели, потрескивая, поленья, и дым поднимался к закопченным сводам потолка.
Все трое наконец подошли к большим дубовым дверям на фигурных петлях. Брат Эрик постучал, но открыл дверь, не дожидаясь ответа.
За высоким столом у окна сидел молодой монах. Он поднял глаза, не выпуская из рук пера. Другой монах был постарше, остатки седых волос топорщились вокруг естественной теперь уже тонзуры. Он стоял перед большой Библией, раскрытой на аналое, и размышлял над текстом, прижав к губам указательный палец, над которым нависал похожий на клюв нос. Седые брови кустились над глазами с тяжелыми веками, и хотя седина и говорила о его преклонном возрасте, лицо оказалось не таким морщинистым, как можно было ожидать. Высокие, четко очерченные скулы отбрасывали тень на волевой подбородок. Лицо это подходило скорее рыцарскому шлему, чем монашескому капюшону.
Монах обернулся на звук шагов. Ему потребовалось мгновение, чтобы узнать вошедших, и тогда его лицо осветилось улыбкой.
— Криспин Гест! — Раскинув руки, он шагнул вперед и крепко обнял Криспина. Тот выдержал объятие. Монах отстранил гостя, держа его за руки. — Как же давно мы не виделись. Вы только на него поглядите. Вид у тебя здоровый. — Он кивнул. — Ядоволен.
— А вы все не стареете, господин аббат.
Аббат махнул рукой и отступил.
— Господин аббат? Для тебя я Николас. — Повернув голову, он посмотрел сверху вниз на съежившегося Джека. — А это кто такой?
Криспин положил руку Джеку на плечо. Оно не расслабилось.
— Это Джек Такер. Он настаивает на звании моего слуги. — Криспин улыбнулся в сторону. — Джек, это аббат Вестминстерского аббатства Николас де Литлингтон.
Взгляд расширившихся глаз Джека судорожно перебегал с аббата на комнату, скользил по манускриптам в золотых футлярах, по серебряным подсвечникам. Мальчик неловко поклонился.
— Милорд!
Криспин улыбнулся:
— Несколько лет назад я оказал аббату небольшую услугу…
— Небольшую услугу! — Николас захохотал и от души похлопал Криспина по спине. — Меня обвинили в убийстве, и Криспин докопался до истины, восстановил
— Боже милостивый! — ахнул Джек и зажал рот рукой, когда оба монаха уставились на него.
Николас усмехнулся и, взяв Криспина за плечи, подвел к огню. Брат Эрик поклонился аббату, еще раз взглянул на Джека и удалился.
Криспин позволил аббату заботливо устроить его у очага. Он знал, что таковы его привычки. У огня было хорошо, от него даже запах шел приятный, лучше, чем от жалких щепок и торфа, которые обычно горели в очаге Криспина.
— Брат Майкл, — обратился аббат к сидевшему за столом монаху, — принеси нам, пожалуйста, вина.
Комната аббата была удобной, даже уютной. Высокие арочные окна с искусными витражами отбрасывали цветные пятна на стол аббата и на каменный пол. У огня лежала на полу гладкошерстная борзая с проступающими под шкурой ребрами, не обращавшая ровным счетом никакого внимания на все передвижения людей.
Брат Майкл предложил бокал вина Криспину, а Джека обошел. Вино было не просто хорошее. Густое, душистое. Криспин прикинул, что оно скорее всего из запасов лучших испанских вин аббата.
Криспин сделал глоток и осознал, что в последний раз виделся с аббатом год назад. Он бросил взгляд в дальний угол — между книжным шкафом и скамеечкой для молитвы — и улыбнулся, увидев там шахматную доску. Прищурившись, он двинулся к ней. Если он не ошибается, со времени их последней встречи ни одна фигура не покинула своего места.
Криспин взглянул на Николаса.
— Наша партия?
— Да, — ответил тот. — И, по-моему, твой ход.
Криспин прикинул диспозицию. Он уже забрал у Николаса королеву и несколько других фигур. Криспин двинул вперед черного рыцаря [14] .
— Мой рыцарь угрожает твоему королю.
Николас, хмурясь, принялся рассматривать фигуры. Хмыкнул, поднес палец к губам. Посмотрел на Криспина.
— Да, в самом деле. Прошло столько месяцев; я надеялся, что ты не заметишь. Но от твоего внимания мало что ускользает, а, Криспин? — Аббат потянулся к фигуре, замер, а затем убрал руку. — Придется мне обдумать это положение. А пока…
14
Рыцарем у англичан называется шахматный слон. Название сохранено, иначе непонятен столь пристальный интерес героя к этой фигуре на протяжении всего повествования.
Он указал на кресла у огня. Аббат сел в то, на которое было накинуто покрывало из лисьих шкур, а Криспину предложил другое, стоявшее рядом. Джек встал позади хозяина и вцепился в спинку кресла так, что пальцы побелели. Наклонившись, Николас почесал собаке голову. Она вяло стукнула хвостом по полу.
— Расскажи мне, почему ты здесь. Сомневаюсь, что это просто визит вежливости, хотя он и доставил мне большую радость.
— Нет, к сожалению. Мне интересно, можешь ли ты рассказать кое-что об одной особенной реликвии.