Затерянная кровь
Шрифт:
– Я же говорил: тут тебе не нужно волноваться, – шепчет мне на ухо Анвар, следом целуя в шею. Щекотно-приятно.
Восторги его семьи не утихают, Дастан снова наполняет бокалы, а Юника уносится за «чем-то посерьёзнее». Яркое южное солнце, кажется, разносит свои лучи ещё дальше за горизонт, что-то без конца разъясняет сыну жестами леди Олана, но важнее всего становится твёрдое обещание всеотца:
– Ваше Величество, я клянусь, что буду защищать вас. И клянусь сделать всё, что могу, дабы вернуть трон законной королеве. Этот ребёнок изменит мир, изменит жизнь моего народа, и он обязан родиться и однажды унаследовать корону.
– Благодарю,
Оказывается, про «закатить пирушку» Анвар ничуть не шутил, когда мы с ним были в Залеске. Завтрак перетекает в ещё более пышное застолье, где чувствую себя внезапной именинницей – быстро сбиваюсь со счёта, сколько раз меня спросили, чего хочу отведать, не жарко ли, не холодно, не дует ли ветер и не слепит ли солнце. Мужчины притаскивают карту прямо на веранду и под крепкую анисовую настойку обсуждают текущее положение войск, потенциальных союзников, возможность успеть натренировать новобранцев и примерное время, какое есть в запасе до наступления королевской армии.
Мы с Юникой поддерживаем разговор столько, сколько можем, а после вместе с леди Оланой уходим смотреть её сады. Долго восхищаюсь пышным цветением плюмерии и магнолии, ярко-красных огоньков каркаде, белых мотыльков жасмина и ещё десятков видов кустарников, названия которых не знаю. Обилие запахов кружит голову, зато привыкаю понемногу к герцогине и начинаю понимать самые простые жесты: «да» – это сжатый кулак, «нет» – складывание ладони наподобие клюва в театре теней, а такие вещи как «иди за мной» осознаются интуитивно. За воротом платья миледи мне удаётся разглядеть сморщенный шрам от колотой раны на шее – не представляю, как после такого вообще можно было выжить. Львиная самоотверженность, достойная восхищения: она явно готова была погибнуть, но защитить своего ребёнка. И за это я уже ей благодарна всей душой.
После меня утаскивают в просторную гардеробную леди Оланы, и та с увлечением подбирает мне платья и снимает мерки для новых, предлагая ткани невероятных по красоте фактур и расцветок. Её неуёмная энергия и бойкость невольно восхищают не меньше, чем храбрость, так что я покорно трачу большую часть дня на наряды и болтовню с Юникой: в жизни бы не подумала, что такое может быть и увлекательным. Ещё никогда у меня не было такой приятной компании и такого беззаботного, истинно дружеского времяпровождения. Сестрёнка с заговорщицкой улыбкой показывает мне запрятанное за отдельной ширмой пышное алое платье невесты, которое ей готовит герцогиня своими руками: настоящее произведение искусства из атласных цветов и рубиновой крошки.
Знакомство с устройством поместья к закату выкачивает из меня последние силы – всё, что запоминает гудящая голова, это расположение личных спален, уборных и кабинета герцога в конце коридора третьего этажа. Сжалившись, миледи провожает меня в покои Анвара и велит общей для всех служанке Тики принести ужин. Все немногочисленные придворные отлично понимают хозяйку, а Тики, кажется, вовсе её ровесница и говорит как с подругой, искренне поздравляя с грядущим прибавлением в семье герцогиню и меня саму.
Я засыпаю, едва переодевшись и рухнув в постель, но сон длится недолго. Видимо, новая непривычная еда и персиковые пирожные всё же плохо воспринимаются желудком. Тошнота стискивает живот, и, поворочавшись с боку набок, вздыхаю и накрываю его ладонью,
– Ну и зачем так возмущаться? Пусть папа пообщается с семьёй, не надо ему мешать, – бормочу я, слабо моргая в темноте.
Однако эти увещевания успеха не дают, тошнота усиливается, а сокол на груди греет совсем слабо, отдав большую часть магии за день. Нехотя поднявшись, зажигаю свечу и ищу пижамные штаны Анвара, где должно быть его лекарство – безуспешно. Наверное, уже унесла в стирку Тики. Приходится накинуть мягкий хлопковый халат с широкими рукавами и всё же покинуть спальню.
Свечой освещая путь, бреду к лестнице и на задний двор, откуда слышится стрёкот цикад в кустах и приглушённые мужские голоса. Засиделись же они. Мой муж явно соскучился по братьям, как бы это ни скрывал. Очередной шаг на пути к веранде, где горит над столом деревянный фонарь, останавливается от донёсшегося до слуха:
–… Я всё не могу понять, правда это или нет. Смотрел на вас и думал: не может быть, чтобы Анвар делал всё это добровольно. Но и что тебя может заставить тоже не понимаю.
Туго сглатываю горьковатую слюну и тошноту, различая низкий тембр Дастана. С веранды видятся всего две фигуры в ночи, и я спешно ныряю за ближайшую колонну, спиной сливаясь с камнем. Плечи окатывает холодом, а сердце ускоряет ритм, пальцы судорожно стискивают ручку подсвечника. Да, наверное, это неправильно. И всё же до дрожи хочу услышать ответ, который следует за плеском вновь наполненных бокалов.
– Ты знаешь, что меня невозможно заставить. Отец пытался – но, когда только ехал в столицу, я собирался вступить в исключительно формальный брак. О какой искренности может быть речь, если ни одной женщине я не могу довериться до конца? – речь Анвара чуть заторможенная, и с удивлением понимаю – он в изрядном подпитии после дня на жаре среди карт, поздравлений и пряных настоек крепостью поболее медового вина.
– Но ей доверился сразу. Что такого сделала принцесса, что ты наплевал на свою безопасность? Брат, ты даже Ровене, с которой два года крутил шашни, так и не сказал о своём даре.
– Ровена, конечно, была собой хороша, но признай – умом не блистала совсем, – сдавленно, сипло смеётся Анвар, а у меня по предплечьям прокатывает колкая дрожь. – Я же не дурак, доверять жизнь пустоголовой сплетнице. А Виола… знаешь, что она сказала мне в первую встречу? «Я не желаю смешивать голубую кровь с грязной». Представь, я мчался через всю страну, стою перед королём уставший как раб волайцев, а эта маленькая выскочка потрясает кулаками и просит отца дать ей армию, чтобы идти крушить «шакалов», – он хохочет уже открыто, и к нему присоединяется низкий смех Дастана, после которого они громко чокаются бокалами. До носа доносится слабый табачный дымок трубки с нотками кардамона: кажется, мой муж сегодня решил пуститься «во все тяжкие».
– Начинаю понимать. Я бы тоже загорелся проучить малявку. С Юникой они похожи куда больше, чем кажется, – всё ещё посмеиваясь, выдает его братец.
– Проучить… Да, наверное. Ровно до того момента, как увидел её без прикрас и без защиты, узнал её собственную природу. Виола не просто так выжила при рождении, её мать сотворила чудо. Чудо материнской любви, не иначе – даже Волтар никогда не говорил о подобном. И я увидел это… Живой сосуд, наполненный волшебством до краёв. Одна прядь этих волос способна сломать врата Харуна, сломать грань между миром мёртвых и живых.