Заупокойная месса
Шрифт:
— Да? Вот как? Но почему же тебе не быть серьезным.
Он злобно рассмеялся.
— Ты любопытна, ты хочешь у меня выпытать… Но разве ты не знаешь, что я хочу тебе сказать? Разве ты этого не чувствуешь?
Она молчала.
— Не чувствуешь? — Задрожал.
Молчание.
Она чокнулась и выпила.
— Пей же, — засмеялась она. — Не хочешь ли ты записаться в общество трезвости? А? Верно, опять лихорадка? Бедняжка!
Он жадно выпил; рука его дрожала.
— Но скажи же, наконец, страшное! Разве ты не видишь, как я заинтересована?
— В самом деле сказать?
— Почему бы и нет? — она презрительно
Он снова выпил.
— Агая, помнишь ли ты ту страшную ночь — тогда…
Она заметно вздрогнула.
— Помнишь?
— Нет!
— О, о, — ты помнишь очень хорошо. Уже двенадцать лет думаешь ты об этом. Зачем ты лжешь? Тебе было тогда лет двенадцать, тринадцать — так! Ты боялась грозы и пришла ко мне в постель, я должен был рассказывать тебе сказки…
Она принужденно рассмеялась…
— И я рассказывал тебе всю ночь напролет. Я мучился желанием придумать что-нибудь новое. Ты была так избалована, ты спала у меня каждую ночь… Он посмотрел на нее почти с ненавистью.
Пальцы ее беспокойно, в нервном возбуждении бегали по столу.
— Небо бросало молнии и огонь. И каждый раз, когда оно разверзалось и наша спальня наполнялась зеленым огнем, мы крестились и твердили молитву: и Слово плоть бысть… Ты не помнишь? И ехал рыцарь на черном коне, и у коня были золотые копыта. Они блестели на солнце так, что люди слепли… Снова гремело небо: и Слово плоть бысть… И вот приехал рыцарь к горе, которую сторожил великан… И Слово… Не правда ли? Так продолжалось всю ночь. И потом вдруг, этот страшный, длившийся целую минуту гром и треск, молния ударила в тополь, совсем близко от нашего дома! Ты, дрожа, бросилась ко мне на грудь и так крепко прижалась ко мне… Теперь еще чувствую я твои худенькие ручки, обвившиеся вокруг моего тела, и нежные ноги, впившиеся в меня в болезненном жару… У тебя была тогда лихорадка. У тебя всегда бывала лихорадка. Теперь ты знаешь?
Она низко опустила голову. Он не мог видеть ее лица. Оно было закрыто широкими полями черной летней шляпы.
— Ну, пей же! — сказал он с таинственной усмешкой. — Твое здоровье!
Она, молча, чокнулась с ним.
— Да, ты пьешь великолепно. К этому приучил тебя я. Ты боялась, что я стану тебя презирать, если ты не будешь пить. Боже, как ты должна была меня любить! Ты все делала только ради меня. А теперь, теперь?.. Агая! Теперь? Он напряженно ждал ответа.
Она молчала.
— Теперь? — спросил он горячо.
— А страшное ты уже кончил?
Голос ее звучит насмешливо и презрительно.
Он громко засмеялся.
— Ты, как видно, быстро оправилась. Это было так неожиданно. А сначала ты была совсем больна от возбуждения. Я вижу еще, как дрожат твои руки и на лице горят красные пятна.
Она с бешенством посмотрела на него. Он ответил на ее взгляд циничной усмешкой.
— Нет! Я совсем еще не кончил… Да, тогда… Ха, ты так охотно это слушаешь… Я проснулся рано. Я не мог спать. Осторожно снял твои руки с своего тела. Ты заснула у меня на груди. Я встал и начал одеваться. И тут я вдруг увидел тебя. Да, вдруг: до тех пор я никогда еще тебя не видел… не видел! понимаешь? Было, должно быть, жарко, потому что ты ногами сбросила одеяло и лежала совсем нагая.
Он хрипло засмеялся.
— Рубашка собралась у тебя до самой шеи, спала ли ты тогда?
Он тихо, на ухо, прошептал
Она медленно, жадно проникала своим испытующим взглядом в его душу.
Он съежился.
— Ты не слышишь, что я говорю? Твоя рубашка поднялась до самой шеи, и ты лежала совсем нагая. И я уверен, что ты не спала, я уверен, что твой взор из-под длинных ресниц вползал в мою кровь… Да возмутись же немного! Разве ты не возмущена?
Она снова опустила голову.
Он внезапно успокоился.
— Я наблюдал тебя. Я не мог оторваться от твоего тела. Сердце мое стучало так, что я не мог стоять.
Она вскользь с искажающим, лихорадочным смехом взглянула на него.
— И что же тогда, — спросила она хрипло…
— Тогда, тогда… — голос его дрожал, тогда я припал к тебе и целовал тебя…
— В губы? — она с трудом выговорила это…
— Нет… — Снова начал говорить шепотом. — Да, ведь, ты же знаешь, ты не спала — ты проснулась, все твое тело сильно дрожало…
Лицо ее снова исчезло.
Когда она взглянула опять, в лице ее сиял как бы восторг муки и глаза мерцали бесконечной, жестокой болью.
— Говори же! Говори дальше! — произнесла она вдруг.
Его начало лихорадить. Кровь внезапно бросилась ему в мозг.
— Потом я забыл тебя. Я не видел тебя почти двенадцать лет. Я женился. И с тех пор ты перестала быть для меня женщиной, ты была лишь бесконечно дорогой сестрой… Да, впрочем! Однажды, в прошлом году, когда мы были с тобою одни и так много пили, ты вдруг сделалась необыкновенно зла, насмехалась надо мной, делала пикантные намеки насчет моей женитьбы и вдруг бросилась на меня и укусила в губы, так что потекла кровь… Тут по мне начало пробегать что-то горячее.
— Я тебя укусила? — она зло засмеялась.
— И потом, когда ты у нас гостила и однажды утром принесла мне в постель кофе…
Она в бешенстве вскочила.
— Ты, кажется, с ума сошел? Не хочешь ли ты внушить себе, что я люблю тебя, как женщина?
Он странно усмехнулся.
— Ты сама себя выдала. Ты никогда не любила меня, как сестра. Ты всегда дрожала при виде меня, как я теперь дрожу в твоем присутствии. Так знаешь, когда еще? Однажды, когда был день твоего рождения, и к нам пришло так много детей? Мы играли в прятки. Ты всегда проскальзывала ко мне в самые темные уголки и горячо прижималась ко мне. Взгляни же на меня, дай посмотреть тебе в глаза… Еще знаешь, когда мы оба так разгорячились и едва не задушили друг друга в таком возбуждении, которого у детей обыкновенно не бывает?
Тогда я стал мужчиной…
Вдруг умолк, ему показалось, что он чересчур много сказал.
Она злобно смеялась.
— Ты, наверное, хочешь писать роман? Какую-нибудь извращенную историю любви между братом и сестрой, не так ли? Да… Но ты меня не проведешь…
— Я вовсе и не хочу тебя провести. Значит, ты мне не веришь? Не доверяешь? Послушай, Агая, разве ты не слышишь в моем голосе этой ужасной серьезности? Зачем ты сопротивляешься? Почему не хочешь допустить, что ты меня любишь? Разве ты не сказала мне вчера, что едва не помешалась, когда я в прошлом году снова уехал за границу? И ты думаешь, я не знаю, что ты украла у матери деньги и послала их мне, когда я нуждался?.. Разве сестра так поступает? Зачем? Зачем ты хочешь скрыть, что любишь меня?