Заупокойная месса
Шрифт:
Глаза раскрылись еще шире, — по лицу проскользнула насмешливая улыбка.
Он хотел отскочить в сторону, но тот, другой, преградил ему путь.
Глаза жадно впивались в его кровь — его глаза. Они пристально смотрели на него, потом он увидел, что тот, другой, медленно приближается, еще ближе, лицо почти касалось его лица: он крикнул, закрыл глаза и побежал, в голове у него трещало, стучало, разрывалось… Упал.
Когда он пришел в себя, дотащился до
Пароксизм безутешного отчаяния бушевал в его теле.
Это безумие! — дрогнуло у него в мозгу.
Чувствовал другого у себя за спиной.
Встал и пошел, сердце его не билось больше. Отчаяние перешло в тупую, безумную сосредоточенность. Ему казалось, что он слышит шаги. Это было здесь. Сейчас, за его спиною.
Внезапно потерял сознание. Ничего не слышал, ничего больше не ощущал.
Придя домой, сел в столовой перед накрытым столом, подпер голову обеими руками и погрузился в задумчивый полусон.
— Не хотите ли съесть чего-нибудь?
В ужасе взглянул, долго бессознательно смотрел, наконец, узнал горничную.
— Не хотите ли съесть чего-нибудь? — повторила девушка и взглянула на него с состраданием.
Он покачал головой, не переставая в упор смотреть на нее.
— Вы очень больны, — сказала она наконец. — Не позвать ли доктора?
— Доктора?
— Да, доктора.
Долго думал.
— Нет! Я не хочу. Оставьте меня, я посижу здесь.
Но она не уходила.
— Я боюсь, — сказала она, помолчав.
— Боитесь?
Она безмолвно кивнула.
Он опомнился.
— Нет, нет! Не бойтесь, не надо бояться.
Он путался и во время разговора трогал предметы.
— Это вторая душа чувствует страх, а я люблю людей, обладающих второй душою.
Стал ходить по комнате и все время говорил. Девушка смотрела на него с возрастающим ужасом.
— Ваша сестра была здесь полчаса тому назад, — произнесла она в страхе.
Вдруг насторожился.
— Моя сестра?
Это снова вернуло ему сознание.
Сел, но опять впал в тупое раздумье.
Вдруг дико вскочил.
— Здесь никого нет кроме нас?
— Нет, нет, — пролепетала она и отскочила назад.
— Но здесь, здесь… Разве вы не видите? Разве вы ничего не чувствуете?
Он высоко подпрыгнул, как бы подброшенный судорогой. Глаза его были закрыты. Внезапно насильно раскрыл глаза: девушка, смертельно бледная, держалась за стул.
Почувствовал глубокий стыд, долго смотрел на нее в упор и попытался приветливо улыбнуться.
— Да, да, вы правы. Я болен. Может быть, очень болен…
Долго думал.
—
Девушка счастливо вздохнула.
— Да, да, сделайте так. Напишите телеграмму. Я сбегаю на почту.
Она металась по комнате, отыскивая чернила.
— Вот. Здесь все… пишите скорей! Скоро уж десять часов.
И вдруг ему показалось, что все прошло. Сразу почувствовал себя таким ясным и сильным.
Сам удивился этому чуду.
— Нет, нет, не нужно, подождем еще до завтра. Впрочем, я очень устал. Я лягу теперь спать. Я чувствую, что сейчас засну.
В дверях остановился.
— Если я ночью уйду, то вы не пугайтесь. Это значит, мне плохо, и я иду к врачу.
Вошел в свою комнату и сел на диван.
Мозг его все еще был ясен. Может быть, вся эта история со вторым лицом была только кризисом лихорадки, и теперь он снова будет здоров, — подумал он.
Раздумывал.
Вдруг вспомнился ему тот вечер, когда его собственный портрет произвел на него такое страшное впечатление.
Был счастлив.
Это воспоминание спасло его. Все стало ему ясно: в бессознательном осталось это впечатление, и теперь под влиянием лихорадки оно пробилось наружу.
Ликующий восторг расширял его мозг. Ему хотелось броситься на колени и благодарить Бога за избавление.
Прошелся несколько раз взад и вперед по комнате.
— Боже! Что это? — крикнул он внезапно.
На письменном столе лежал лист бумаги, и на нем беглым, неуверенным почерком телеграмма к его жене:
«Приезжай сейчас. Со мной происходит что-то страшное!»
Его собственный почерк.
Тупой, животный страх завертелся в нем; он за все время не писал ни одного слова. Был уверен, что не притрагивался к перу.
Опустился, но каждый раз снова должен был взглядывать на этот ужасный лист.
Ни один человек, кроме него, не мог этого написать. Это его собственный почерк.
Вдруг буквы начали двигаться, отделились от бумаги, сделались живыми, замелькали у него перед глазами безумными кругами. Все вокруг него начало двигаться: он бросился ничком на пол и зарылся лицом в руки. Душа его скорчилась: теперь оно придет. Чувствовал себя сдавленным, стены придвигались, все в комнат сдвигалось ближе к нему, окружало его, загораживало выход. Он весь съежился.
Перед его глазами выплыл ужасный портрет, он вырастал, вот вырос из переплета, вот он уже украдкой выглядывает из книги, вот уже злобно сверкнул глазами.