Завещание фараона
Шрифт:
Ипатий мечтал управлять царем, и большей частью ему это удавалось, но советнику приходилось всегда идти словно по тонкому льду. Малейшее неверное движение — и провалишься в ледяную воду.
И уже не выплывешь.
Агамемнон не прощал попыток влиять на его решения и поступки.
Больше всего Ипатий боялся появления человека, который откроет царю глаза… или же оттеснит советника подальше и сам займет его место.
Вот где был царь этой ночью? С кем говорил? Что услышал? Советник замечал: разбирая дела, молодой
Требовалось срочно узнать, что произошло, когда Атрид находился вне его внимания.
Понимая, что дальнейшие нотации лишь разгневают владыку Афин, советник, когда с текущими делами было покончено, решил вернуться к утреннему разговору иначе.
Взирая на мечтательный вид царя, Ипатий уже сделал несколько предположений, и теперь их следовало подтвердить.
— Да… — устало вздохнул советник, забирая документы. И словно невзначай заметил: — А может, ты и прав, о царь, что решил повеселиться, бросив нас всех. Иногда надо вносить в жизнь разнообразие. Замечательный вчера получился праздник!
Атрид лишь рассеянно кивнул.
— Позволено ли мне будет спросить? — осведомился Ипатий. — Как другу, не как советнику.
— Конечно.
— У тебя такой вид, царь, будто вчера ты встретил богиню… — несколько смущенно пробормотал молодой интриган, искоса поглядывая на Агамемнона.
Глаза того вновь наполнились мечтательным светом.
— Да. Ты прав, Ипатий. Богиню, настоящую богиню…
Ипатий понимающе улыбнулся, с трудом сдерживаясь, чтобы эта улыбка не превратилась в презрительную и саркастическую усмешку.
«Так я и думал!» — пронеслась мысль.
— Богиню? Верно, прекрасную Афину? Ведь ты славный воин и мудрый политик…
— Афродиту, Ипатий, Афродиту! — пылко вскричал Агамемнон, и тут Ипатий по-настоящему встревожился.
— Афродиту?.. — шутливо переспросил он. — Но, царь, с этой богиней опасно шутить! При всей своей красоте она капризна, коварна и жестока. И, увы, часто лжива. Да простит меня великая Киприда, если я оскорбил ее, но это правда!
— Нет, Ипатий, неправда! — горячо возразил молодой человек. — Во всяком случае, девушка, которую я встретил, обладает красотой и обаянием Афродиты, мудростью Афины, чистотой Артемиды, скромностью Селены… И все эти достоинства, сливаясь воедино, делают ее подобной царице богов Гере! По крайней мере, внутренним достоинством эта девушка ей не уступит.
Ипатий с трудом удержал на лице выражение вежливого интереса. Он чувствовал, как губы его начинают дрожать от злости.
Неужели какая-то девица посмеет спорить с ним, первым советником, во влиянии на царя?!
Кто эта безумная?
— О царь, что же это за неземное создание, столь чудесно наделенное лучшими качествами чуть ли не всех богинь Олимпа? Разве такой драгоценный камень не был бы давно известен в Афинах,
Царь усмехнулся уголком рта.
— Не мечтай. Не знаешь.
— Разве такое чудо могло безвестно жить в нашем городе? — не сдавался советник.
Агамемнон вздохнул.
— Да. Представь себе, Ипатий, да! — Советник уловил нотки горчи, проскользнувшие в голосе владыки Эллады. — Это чудо живет у западной стены… и причем не очень богато. А ведь она заслуживает не просто богатства, а почета и всеобщего уважения. Чтобы матери ставили ее в пример своим дочерям! Но увы…
Ипатий кусал губы.
— Царь, по всему я делаю вывод, что ты встретил достойную девушку. Но это ничего не говорит мне. Я же твой друг, я хочу узнать больше! Можешь ты мне сказать, кто она?..
Атрид задумчиво, как-то мечтательно улыбнулся.
— Ее имя Агниппа. Та самая девушка с площади, о которой я просил тебя разузнать. По счастливой случайности я снова встретился с ней — и оценил по заслугам!
Советник закашлялся.
— Вот как?.. Н-да… И что же, царь? Что же дальше?
Агамемнон, нахмурившись, непонимающе посмотрел на придворного.
— Дальше? — приподнял он бровь.
— Насколько я понял, ты влюбился в эту девушку…
Взгляд Атрида смягчился, и, усмехнувшись, царь покачал головой.
— Вот что ты подумал… Нет, Ипатий. Не влюбился. Хотя, может, со стороны так оно и выглядит. Это… сложно объяснить. Понимаешь… Я восхищен ею — как человеком. Она проявила такие качества, которые я очень ценю в людях. И которые прежде не встречал в женщинах. К тому же Агниппа еще и красива. Поэтому… ну да, наверное, я немного увлекся. Но… не стоит придавать этому слишком большого значения.
Ипатий с облегчением выдохнул.
— Значит…
— Значит, я хочу понять, не обманулся ли я, — перебил Атрид. — Я поживу у них пару недель, не больше. Мне хочется пообщаться с ней, получше узнать. Убедиться, в самом деле ли она такая, какой кажется.
— Но… — опешил Ипатий.
Царь отмахнулся.
— О государственных делах не волнуйся. Я буду приходить каждое утро и заниматься ими до вечера. Если же вдруг случится что-то, требующее моего немедленного вмешательства, когда меня не будет во дворце — ты знаешь, где меня искать.
Молодой советник не находил слов, только хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
— Царь!.. — вскричал он наконец. — Не кажется ли тебе, что за эти пару недель девчонка так оплетет тебя, что… — Он запнулся. — У Афродиты золотые сети; те, кто прельщается их блеском, запутываются в них и потом вырываются со страшными ранами!
Агамемнон улыбнулся — и упруго поднялся с трона.
— А из них вообще не надо вырываться, Ипатий, — сказал он, хлопнув друга по плечу. — Не бойся. Я в них не попаду. До завтра!