Завещание фараона
Шрифт:
Девушка, кусая губы, остановилась и отвернулась, пытаясь сморгнуть слезы.
В самом деле… Чего она тогда хотела? Зачем так поступила? На что рассчитывала?
Действительно ведь — дура.
— Так что там с Тиндаром? — шмыгнув носом и не оборачиваясь, спросила она. А потом, окончательно отломив, отбросила стебель и резким движением воткнула цветок граната себе в прическу. — Ты не закончил.
Больше всего сейчас Агамемнону хотелось обнять девушку, прижать к себе, уткнуться в ее чудесные волосы… И попросить не сердиться. Увы, позволить себе таких вольностей он не мог. Оставалось лишь принять
— Тиндар… Тиндар довольно непредсказуемый человек, — вздохнув, ответил царь. — Он сильный правитель. И, с одной стороны, поддерживал начинания Агамемнона, но — и это с другой стороны — делал это не просто так. Помогая Атриду возвращать власть, а потом не мешая объединять полисы, он всегда имел в виду, что царь теперь уже всей Эллады ему должен. И Тиндар никогда не упускал случая напомнить об этом: ты обязан мне троном, ты обязан мне стабильностью в стране, ты обязан мне всем, что сейчас имеешь… Сделай для Спарты то, сделай для Спарты это… а теперь, когда я уже не могу тебе диктовать, о великий владыка Эллады, просто не вмешивайся в мои внутренние дела и помни, что ты мой вечный должник.
Атрид вздохнул.
— Как-то так…
Лицо Агниппы стало напряженным. Брови нахмурились от негодования.
— Благодеяния ради корысти… Которыми попрекаешь… Это уже не дружба!
— Да. Согласен.
— А… Агамемнон не думал, что Тиндар, недовольный чрезмерным усилением Афин, однажды решит скинуть его с престола так же, как когда-то на него и посадил?
Молодой человек улыбнулся.
— Он не посадил, он лишь помог. Да и теперь у Тиндара уже нет возможности взбрыкнуть, а когда была… — он пожал плечами. — Вот, собственно, потому-то в Лакедемоне и живет Менелай. В сопровождении верных ему войск. Потому что «очень любит этот прекрасный край», — Атрид невесело усмехнулся. — Не слишком-то хорошо, конечно, поступать так же, как поступили некогда с тобой, контролируя своими войсками чужое владение, но лишать власти, а то и казнить человека, который, что ни говори, пришел тебе на помощь, когда все отвернулись — так поступать и вовсе скверно. Возможно, Агамемнон и хотел бы верить Тиндару настолько, чтобы считать его своим искренним другом, но пока не получается. И так, пожалуй, лучше для всех. У царя Спарты нет соблазна совершить глупость, а царю Эллады нет надобности становиться неблагодарным мерзавцем.
— Ну да, и все равно некрасиво как-то получается… — пробормотала девушка. — А может… может, царю стоило бы заключить брачный союз? Это укрепило бы доверие между ним и Тиндаром. У царя Спарты есть дочери?
— Есть, — кивнул Атрид, улыбнувшись. — Тимандра. Только она уже была замужем, когда началась вся эта история. За Эхемом, царем Аркадии. А сейчас вся Эллада знает, что недавно эта красавица наставила своему мужу рога и в итоге сбежала к другому, к царю острова Дулихий. Даже сынишку бросила. — Молодой человек печально вздохнул — а потом махнул рукой. — Это их семейные дела, пусть сами разбираются. Просто невольно задумаешься — а зачем такая жена?
— А больше у Тиндара дочерей нет? — не сдавалась Агниппа.
— Есть. Клитемнестра. Этой малышке только-только пять лет исполнилось, ну какая из нее невеста? — Атрид улыбнулся.
Агниппа
— Ну да… Никакая.
— О! — весело хлопнул себя по лбу молодой человек, словно вспомнив что-то важное. — Еще есть Елена! Ей вот-вот три стукнет! — он значительно поднял указательный палец.
Агниппа уже давилась смехом.
— Ладно-ладно, я все поняла!
Юноша посерьезнел.
— А потом… может… Агамемнон считает, что в брак стоит вступать только по любви? Может, ему нравится другая девушка? Которая живет в его родных Афинах. И никаких заморских царевен ему не надо?
— О! — запрокидывая голову, рассмеялась дочь фараона. — Ты не знаешь царей! Если того потребуют интересы государства, они вступят в брак и с горгоной!
Агамемнон иронически вскинул брови.
— Какие познания о царях! У тебя ум политика, — помолчав, вдруг серьезно проронил он. — Ты и сама вполне могла бы быть дочерью царя.
Агниппа опустила голову и зарделась. Жар ее румянца спорил с багрянцем цветка в золоте волос.
— Я же… Мена ведь говорил тебе, что мой отец был богат и…
— Кстати, — подхватил юноша. — Значит, ты знаешь персидский?
— Да, в совершенстве! — кивнула девушка. — А что?
— Ничего, — пожал плечами Агамемнон, не переставая любоваться ею. — Просто хочу получше узнать тебя. На египетском, наверное, тоже говоришь?
Агниппа пожала плечами.
— Это же мой родной язык. Ну… Вернее… моего отца, — поправилась она.
— А на финикийском?
— Похуже… — уклончиво ответила воспитанница Мена. — В совершенстве я знаю лишь четыре языка: египетский, греческий, персидский и ассирийский.
Атрид присвистнул:
— Это немало — знать языки всех ведущих государств Ойкумены! А танцевать и петь любишь?
Девушка замялась:
— По настроению… Хотя, конечно, у меня хорошо получается. А еще, — оживилась она, — я немного играю на лире! Уже здесь, в Афинах, научилась.
Атрид чуть не споткнулся на ровном месте.
— Здесь?..
— Да.
— Но… разве в Беотии тебя этому не учили?
Агниппа побледнела и невольно сделала шаг назад, даже не заметив, что оказалась на самом краю обрыва.
— Н-нет…
— Почему? Ведь в богатых семьях этому учат.
— Так ведь… я… э… А… А мы жили бедно, — совсем растерялась девушка и тут же поняла, что противоречит сама себе. — В смысле… я…
Слова кончились.
— Погоди-погоди! — Атрид нетерпеливо мотнул головой. — Ты же сама сказала, что ваша семья когда-то была богата. Да и Мена мне об этом говорил. Ты знаешь языки, умеешь танцевать. В конце концов, у тебя есть такие дорогие вещи, как пряжка, которую ты мне сегодня подарила. Я не понимаю, Агниппа, — мягко закончил он. — Зачем ты сейчас вдруг начала мне врать?
— Я… — Агниппа провела языком по пересохшим внезапно губам. — Я не понимаю, почему ты… с чего я должна перед тобой отчитываться?
— Нет, не должна, — с жаром ответил Атрид. — Просто я сейчас стою перед очень важным… очень серьезным решением. Если бы от него зависела только моя судьба! Но от того, какой выбор я сделаю, зависят судьбы многих людей. Ошибиться я не имею права. И потому, Агниппа, — мягче промолвил он, — пожалуйста, будь со мной честна. Я должен… мы должны верить друг другу!