Завещание Имама
Шрифт:
Арсен Кабаев, так зовут нашего старосту, в перерывах между тренировками рассказывает о своей жизни.
– Меня судьба везде мотала. Был в Китае, Японии, Индонезии, тренировался там..., изучал все премудрости борьбы. Еще в России не внедрялись кон фу, кик боксингу, у шу, а я уже мог на равных бороться с представителями этого вида спорта.
– За что же вас тогда посадили сюда?
– За спорт. Вернее за попытку внедрить в массы буржуазные и не нужные советскому народу виды спорта. Я ведь подготовил несколько спортсменов, а мне приписали антисоветчину.
– Арсен Давыдович, но ведь вас пускали тренироваться
– Знали. Был в КГБ такой товарищ Мишин, поезжай говорит, выучись там, потом наших сотрудников учить будешь. Ничего был мужик. Когда возвратился в Россию, Мишина уже не было, а на его месте сидел бывший райкомовский работник Хохряков. Этот сразу заявил: "А на хрена нам всякие там виды борьбы, у нас и так есть отличные товарищи дзюдоисты и каратисты. Зря тебя посылали." Так и остался без работы. Решил сам научить этим видам борьбы молодежь. Устроился в спортклуб и начал потихоньку отбирать способных ребят, а там... покатилось. Кто то донес, меня первый раз предупредили, потом партийные и комсомольские работники активно бросились "душить". Я не сдавался и, как видишь, оказался здесь. Ладно, Иван, кончай травить, давай дальше заниматься.
– Может завтра, у меня ноги болят.
– Что еще нам принесет завтра, неизвестно. Поэтому, будем продолжать сегодня. Становись напротив висящего мата и работай ногами. Я тебе на нем нарисую мелом круг.
Он рисует круг выше своего роста.
– Но мне же его не достать...
– Работай, в прыжке и с отдачей, я тебе покажу в чем здесь фокус...
Сначала тренировки вызывали интерес у "психов", но потом интерес пропал. Мы отделили в зале небольшой уголок, упросили Виктора Владимировича достать нам штангу, гири, маты, сами сделали деревянные щиты, турник и даже "козла", правда без кожи. Кабаев меня мучил над каждым приемам сотни раз.
– Учись, сынок, когда-нибудь это пригодиться, поверь мне.
Я поверил ему.
Прошел год и три месяца и вдруг что то изменилось. Спешно стали отпускать на волю осужденных. Волна освобождения политических заключенных, докатилась и до нашего заведения. Как сказал мой тренер Кабаев: "... Нас достали последними... Уже долго прятать нельзя..."
Он прощался со мной долго. Как отец читал нравоучения.
– Самое важное, сынок, умей за себя бороться. Если тебя дальше будут гонять по психушкам, держи марку нормального человека. Руки с врачами и персоналом не распускай, много не говори. Если будет приставать всякая шушера, дай сдачи, эти силу уважают. И еще, если выберешься на волю, приезжай ко мне в Осетию, будешь у меня за место сына.
– Спасибо.
Арсен долго и крепко тряс мою руку.
– Силен мужик, моя работа...
Засобирался Георгий Иванович, его и несколько других заключенных тоже отправляли домой.
– Иван, в мире все изменилось. В Россию пришло новое веяние. Я уезжаю домой, в Москву.
– Я рад за вас, Георгий Иванович. Это хорошо, когда справедливость восторжествовала.
– Ты прав, но я боюсь за тебя. Ты сейчас никто в этом мире. Понимаешь, тень. Не политический, не больной, без паспортный и безымянный. В этом заведении я несколько лет и по своему опыту тебе скажу, те кто тебя сюда посадили, знали кто ты. Они тебя обманывали, твое
– Почему вы так уверены?
– Это отделение, для изоляции политических от общества, тебя тоже изолировали. Значит не хотели, чтобы тебя кто то узнал, а может быть ты знал раньше что то такое..., ради чего власти готовы загнать еще и подальше... Твоя память, вот тот самый опасный аргумент из-за чего ты здесь сидишь.
– Думаете меня в КГБ примут с распростертыми объятьями и сразу все выложат?
– Не думаю, но мы поможем. Время стремительно меняется, меняются люди. Ты сейчас заучишь мой адрес. Мало ли со мной что может случится за время освобождения, поэтому запомни адреса людей, с которыми встретишься в Москве. Вот они.
– Он протягивает мне листок.
– Я приеду предупрежу их.
– Хорошо.
Вскоре в отделении стало пусто. На двести коек остался я один.
– Так что мне с вами делать?
– говорил мне Виктор Владимирович, при очередном утреннем обходе.
– Не знаю.
– Я тоже не знаю. Нас закрывают, закрывают четвертое отделение комитета, здание переходит в ведение минздрава.
– Что же все таки решили со мной?
– Выгнать тебя к чертовой матери.
– Куда же мне идти?
– Куда угодно. Собирай шмотки и с завтрашнего дня, свободен. Катерина, - орет он горластой женщине, - приготовь ему справку и деньги.
Вот она свобода. Я за воротами своей тюрьмы и не знаю куда идти, влево, вправо или прямо. Ко мне подъезжает черная "волга" из ее окна высовывается седая голова смуглого человека.
– Ей, ты не Джафаров?
– Нет.
– Когда же он выйдет?
– Не знаю.
Машина отъехала и недалеко от ворот остановилась. Я пошел по улице вправо. У автобусной остановки спросил, как доехать до вокзала. Оказалось, надо перейти улицу напротив и ехать в обратную сторону.
У центрального входа вокзала, перед парадными стеклянными дверями, стоят три парня, смуглые черноволосые южане. Я выхожу из автобуса и вижу как ребята напряглись и начали о чем то совещаться. Я поднимаюсь по ступенькам и подхожу к двери. Тут один из парней идет ко мне на встречу.
– Приятель, - говорит он мне с явным акцентом, - отойдем в сторону.
– Зачем?
– Нам надо выяснить кое что. Не задерживай людей.
Сзади меня действительно скопились пассажиры автобуса. Я отошел в сторону. Парни окружили меня.
– Слушайте, - обращается ко мне старший, вы очень похожи на одного человека.
– Вы не Джафаров?
Джафаров? Странно, я второй раз слышу эту фамилию. Может я действительно Джафаров.
– Нет.
Парень достает из кармана карточку и смотрит на нее, потом на меня.
– Вроде похож. Наиль, похож?
Он передает карточку другому.
– Черт его знает, у этого волосы белые и скулы выпирают, но чем то похож, - отвечает Наиль.
– Придется проехаться с нами...
– Простите, но мне надо на вокзал?
– Никуда не пойдешь, тебя ждут в другом месте.
– И где же?
– В Самарканде.
– Кто?
– Муфтий Фархас...
Мне это ничего не говорит. Георгий Иванович просил лучше поехать в Москву. Эти ребята совсем не нравятся.