Завещание Имама
Шрифт:
Она юркнула мне за спину. Из ресторана вывалились три бугая. Один был с кием, остальные засучив рукава дубасили не успевших удрать посетителей заведения.
– Вон она, - один из братьев ткнул в меня пальцем.
Тяжелой рысцой троица стала приближаться ко мне.
– Спасите, - девушку трясло на моей спине.
Они встали передо мной, не доходя трех шагов.
– Эй, ты, шалава, выходи, - рычит тот, что с кием.
– Парень отвали, иначе мы из тебя сделаем студень, -
– Ребята, успокойтесь, - пытаюсь я остановить их.
– Ты что, праведник, Колян, двинь ему.
Колян вышел и размахнулся для удара. Я успел ударить его ногой в подбородок и парень дернувшись, отшатнулся назад.
– Да он крутой...
– Бей его, - ревет от, что с кием.
Я отшвырнул мешающую мне дамочку к стенке дома и сам пошел в атаку. Как там староста учил. Согнись, дай подсечку, удар по ногам. Гигант с кием грохнулся на асфальт. Другие братья начали махать руками и мне пришлось, подбить одному глаз, а другой нечаянно нарвался на прием и его рука хрустнула у меня под мышкой.
– А....а...., - завопил он и, обхватив руку закрутился на месте.
В начале улицы появился синий огонек милицейской машины.
– Мильтоны, срываемся. Вася, вставай, - один из братьев помогает подняться тому, что с кием.
Тот стоит качается и чешет руку.
– Молодой человек, - это ожила девушка за моей спиной, - уходим.
Я оборачиваюсь к ней и тут сильный удар кием по голове бросил меня в темноту...
.......................................................................
– Джафаров, очнись.
Семенов и Головин пытались меня поднять из щели.
– Чего это с ним?
– слышится голос Семенова.
– Да, придурок, Самсон, испугать решил салагу, когда объявили тревогу, подкрался сзади и двинул ему по каске бутылкой. Этот, как кисель...
– Ты меня слышишь, Джафаров?
– Слышу.
– Иди, тебя вызывает капитан Чечурин.
Я прихожу в себя. Немного звенит голова и подташнивает.
– Во, порядок. Сними каску, идиот, - говорит Семенов.
Во взводе они меня не любят и почти никто со мной не дружит, для них я "пердоводчик", вместо слова - переводчик. Я ближе к офицерам, белая кость, а они пахари, первую пулю принимают на себя...
Капитан Чечурин расположился в залатанной хижине. Местного жителя афганца давно выгнали и теперь это допросный домик. Я захожу в него и пытаюсь отдать честь.
– Где ты шляешься, мать твою, - рычит на меня сумасшедший капитан. Сейчас сюда приведут пленного. Полковник просил его раскрутить...
Я спешно скидываю в угол снаряжение и сажусь за столик.
– А где прапор, куда этот, вонючка, делся?
– бушует офицер.
В
– Уходите, - командует капитан солдатам.
Те послушно кивают и, отдав честь, уходят.
– Начинай, - шипит на меня Чечурин.
– Ваша фамилия, звание, должность?
– спрашиваю пленного по-арабски.
Его голова поворачивается ко мне.
– Мулла Фархас. Я служитель Аллаха, господа обитателей миров...
– Как же вы очутились здесь?
– Трудный вопрос? Наверно хотел сделать лучше, получилось хуже.
– Весьма непонятно, можно поточнее.
– Можно. Я приехал из другой страны, присмотреться, что здесь твориться и заодно посоветоваться о делах религии с моими кабульскими коллегами
– Вы не можете уточнить с кем встречались?
– Этого я вам не могу сказать. Зачем принимать им мучения, лучше пусть это достанется мне...
– Ты, - слышится окрик Чечурина, - выяснил что-нибудь?
– Это мулла, прибыл от куда то в Кабул по религиозным мотивам. Отказался говорить, с кем собирался встретится или уже встретился.
– Сейчас заговорит. Где же прапор?
По настороженному взгляду муллы, вдруг понимаю, что тот разбирается в русском языке.
– Вы русский знаете?
– обращаюсь к нему.
– Нет.
– Из какой страны вы прибыли?
– Зачем вам это? Богу можно служить в любой стране.
– Но мне кажется, вы из России... Почему вы не хотите сказать об этом?
Он внимательно глядит мне в глаза.
– Нет, я не из России, русского не знаю и действительно прибыл сюда по делам религии.
– О чем вы там лопочите?
– спрашивает меня капитан.
– Пытаюсь его подловить.
– Посиди с ним, я сейчас вытащу этого прапора за яйца.
Капитан уходит. Мы молчим.
– Вы знаете Алишера Навои?
– вдруг спрашиваю я по-арабски.
Мулла немного ошеломлен вопросом.
– Кое что...
– А это знаете?
Я читаю стихи.
"О смерть, скорее душу отними!
Меня хоть этой пыткой не томи!
Ужель страданий мало мне других,
Что в смертный час я вспомнил и о них,
Да ты коварством вечен, небосвод!
О как ты бессердечен, небосвод!
Так не ведется ведь у палачей,
Чтоб одного казнили сто мечей!
– Вы прекрасно разбираетесь в поэзии и весьма чисто для русского говорите на арабском..., - замечает пленный.