Завещание каменного века (сборник)
Шрифт:
Он приблизился, и я разглядел большой синий глаз, похожий на кристалл льда. Черный шланг изогнулся, как тело кобры — синий объектив поднялся вровень с моим лицом.
— Кто вы? — ниоткуда раздался голос на языке мальчишки и Виктора.
У меня отекали руки, я опустил Эву на пол. Она спряталась за мою спину и выглядывала из-за плеча. Я слышал ее прерывистое дыхание, Эвины волосы щекотали ухо.
— Мы люди, — сказал я в пустоту зала.
— Да, люди, — признал тот же голос как будто с неохотой. — Вижу: люди.
— А ты?.. Кто ты? — спросил я.
— Машина. Я так исстрадалась,
Жалоба прозвучала комедийно, как пародия на человеческое чувство, хотя в скрипучем голосе слышалась искренность.
Эва, испуганная невесть откуда раздавшимся голосом, уткнулась лицом в мое плечо.
— Почему она боится? — спросила Машина.
— Она впервые здесь. Тут очень пусто и гулко. — Я поймал себя на том, что стараюсь произносить слова таким же бесстрастным и ровным голосом, как Машина.
— Откуда вы появились?
Неосознанная мысль удержала меня от того, чтобы сказать правду.
— Мы можем появляться когда угодно.
— Это я знаю.
Ледяной глаз чуть не вплотную придвинулся ко мне. Едва уловимый звук наполнил зал. Сонная апатия начала заволакивать сознание. Еще немного, и я бы заснул.
— Не спи!
Это выкрикнула Эва.
Я очнулся. Эва трясла меня за плечи, и с каждым ее толчком дурман оставлял меня.
До сознания отчетливо дошла мысль: нужно бежать прочь!
— Отодвинь от меня свой окуляр! — потребовал я.
Машина повиновалась.
— Перестань жужжать.
Наступила тишина.
— Почему вы так долго не приходили? Я измучилась ждать, — произнесла Машина, и опять в ее неживом голосе прозвучал театрализованный надрыв.
— Мы не могли раньше.
— У вас всегда были тайны от меня: я не знала, куда вы исчезаете и откуда появляетесь вновь. Вы скрывали от меня многое. Меня пожалел только мальчик…
— Мальчик!..
Я прикусил язык. Смутная догадка промелькнула у меня.
Я оглянулся, ища выхода. Голые стены, серый бетон, без малейшего зазора. Страх — безотчетный, непереносимый страх вселенских масштабов (не только за себя) — выпотрошил из меня остатки уверенности. Точно такой страх испытывал мальчишка.
— Нам пора. Мы еще возвратимся, — пообещал я.
Моему голосу не хватило искренности. Машина усомнилась:
— Точно придете? Я буду ждать. Мне так необходимо общение.
— Придем, — заверил я и наугад шагнул подальше от гипнотизирующего объектива.
Эва цепко держалась за мою руку. И странно, это успокаивало меня.
Долго, нестерпимо долго мы шагали прямо на стену. Я с трудом переставлял ноги.
Когда до стены осталось не больше полутора метров, мне почудилось: бетонные глыбы чуть сдвинулись, образовался крохотный зазор, щелка, в которую можно просунуть лезвие бритвы. Еще шаг — щель увеличилась. Еще — створы распахнулись на ширину дорожной колеи.
— Возвращайтесь! — проскрипел сзади умоляющий голос.
Мы очутились в прежней комнате или очень похожей на нее. Диск на стене светился холодным металлическим блеском, шедшим изнутри. Необъяснимое свойство не отражать свет не давало покоя. Я долго гляделся в ровную поверхность и оттого, что не видел своего отражения, невольно хотел потрогать
И Эва говорила, что ей хотелось притронуться к диску. Впрочем, это понятно — по той же причине, что и мне: когда в зеркале не видишь своего отражения, это вызывает недоумение. Хочется проверить: почему так?
— Паук! — воскликнул я, вспомнив, как встретился с Эвой. — Что нужно было от тебя пауку?
— Не знаю. Он загораживал коридор, не давал мне пройти. И все время смотрел на меня. Я искала место, чтобы скрыться, и попала сюда.
Я пытался своим умом разобраться в этой истории. То, что на Карсте установлен машинный мозговой центр, управляющий всей системой станции обслуживания, не удивительно. И пауки-роботы находятся в подчинении общего центра. В Машину должна быть заложена программа, не позволяющая ей причинить вред человеку. Если не считать странного поведения паука, о котором говорит Эва, так оно и есть: роботы ведут себя послушно. Но зачем-то же понадобилось ограждать хранилище знаний от пауков. Выходит, не так уж безопасен машинный мозг. Пока Машина ничего худого не сделала нам, но что-то затевает.
И повинен в этом мальчишка. Он совершил непоправимое. Я не мог объяснить, откуда взялась у меня такая уверенность.
Самое разумное для всех нас — сматывать отсюда удочки подобру-поздорову, пока не поздно.
Но я отлично знал, что не покину астероид. Не на Земтер же было возвращаться мне.
До каминного зала, где нас ждали свежие постели, было далеко. Никогда не думал, что могу до такой степени расписаться от одного только нервного напряжения. У меня буквально подкашивались ноги. Не будь со мной Эвы, я бы еще как-нибудь пересилил усталость. Она неожиданно села на пол и захныкала, точно ребенок:
— Хочу-у-у спать!..
Я попробовал нести ее на руках, но с первой же попытки понял, что из этого ничего не выйдет. Дурацкое положение! Не устраивать же привал посреди коридора на виду у целой армии молчаливых роботов. Они сидели в своих нишах через каждые тридцать четыре пары шагов. Я настолько привык к паукам, что даже не замечал их, не останавливал на них взгляда. А шаги сосчитал машинально по давней привычке. Одинаковые двери через равные интервалы — по две двери между нишами — ускользали от моего внимания. Но сейчас я вспомнил про них: ведь за каждой дверью — жилое помещение.
Мы вошли в первую же каюту. Она имела точно такую планировку, как спальня при каминном зале. С одной только разницей: два соседних номера сообщались между собой — имели общий зал, расположенный посредине.
Одним словом, это было как раз то, что требовалось нам.
Двери, ведущие в коридор, можно было защелкнуть изнутри. Хоть и не очень надежно, но все-таки запор.
Я проснулся посреди ночи, В темноте убаюкивающе тихо шелестел вентилятор — этот звук не мог разбудить меня. Левое плечо отекло. Такое ощущение, будто на нем лежит что-то тяжелое и теплое. Я хотел пошевелить рукой, но она в самом деле оказалась придавлена. Дверь в смежный зал была приоткрыта. На мою постель падала полоса тусклого света: видимо, с вечера я позабыл выключить боковое освещение.