Завещание каменного века (сборник)
Шрифт:
Я готов был пуститься в пляс — Эва не фантом.
— Но она очень странно ведет себя, — вспомнил я. — Многое мне показалось загадочным.
— Это не удивительно, — сказал Итгол. — Эва родилась на Земтере задолго до того, как планету захватили твои потомки. Туземцы Земтера обладали не пятью чувствами, как обычно, а больше. Только Эва и не подозревала о своих исключительных способностях. В том варианте действительности, который возник в гиперфантоме, коренных жителей Земтера не осталось. Эва была одинокой. Разумеется, подобное не случится на самом деле. Собственно, для этого
Я хотел спросить у него, почему я иногда как бы слышу Эвин голос, читаю ее мысли, — но я удержался, промолчал. Мне впервые пришло в голову, что даже Итгол не знает всего — он и не подозревает о возникших у меня способностях. Но сам я, кажется, догадался, как появился у меня этот чудесный дар. Скорee всего это побочный результат карбон-эффекта; после того как я много раз надевал на себя проволочный колпак с записью четырех часов мальчишкиной жизни, во мне пробудились какие-то скрытные свойства — шестое чувство.
— Однако несмотря на свои способности, она не похожа на взрослую. Ей только с виду можно дать восемнадцать лет, — сказал я.
— Эву взяли на испытания, когда ей было всего пять лет, — объяснил Итгол. — После того как опыт закончится, она возвратится в свой возраст. Сейчас ей по житейскому опыту в гиперфантоме восемнадцать лет. На самом же деле — пять. Отсюда и странности ее поведения.
Корабль делал четвертый виток, а я все никак не мог разглядеть очертаний материков — облака искажали их до неузнаваемости. Я не отрывал глаз от иллюминатора. В соседнее окошко смотрел Итгол. Пост штурмана в корабельной рубке заняла Игара. Это был один из старых, еще полуавтоматических линей. Когда-то на нем выполнялись рейсы между Землей и Карстом. Мы воспользовались этой рухлядью. Игара сказала, что предпочитает управлять кораблем сама.
— Мне еще на Земтере осточертело быть пленником автоматов, — заявила она.
Это я уговорил Итгола с Игарою ненадолго продолжить опыт — посетить Землю. Мне хотелось увидеть, какою она могла стать, если бы развитие пошло по пути, который испытывался в модели будущего. И еще у меня возник свой план.
Я все еще никак не привыкну к мысли, что нахожусь в каком-то гнперфантоме, где тысячелетия равняются секундам подлинной жизни.
«До чего красиво!» — отчетливо прозвучал голос Эвы.
Я оглянулся: в кабине ее не было. Она должна находиться в рубке, Игара взяла ее с собою. Эва просто липнет к ней, как ребенок к матери. Так она и есть ребенок и взрослая одновременно. В ней соединилось и то и другое: здесь, в гиперфантоме, она прожила до своих восемнадцати лет, а возвратится в свой пятилетний возраст.
Теперь я уже не удивляюсь, что слышу ее голос сквозь непроницаемую переборку между кабиной и рубкой.
Мне пришло в голову попытаться установить с нею контакт: ведь и она должна слышать меня.
«Эва, Эва! — мысленно произнес я. — Ты слышишь меня?»
«Слышу», — отозвалась она.
— Идем на посадку, — прозвучал в микрофоне надтреснутый голос Игары.
Я недолго мог видеть в иллюминатор очертания материка, навстречу
Комбинезоны из пенопласта делали наши фигуры неуклюжими и членистыми, точно у пауков.
Игара посадила корабль на равнинном и пустынном побережье. Песок и камень. Ни единого клочка живой почвы. И только небо — прежнее, знакомое. Я ощутил его сразу, как только вышел из корабля. Вот чего мне все время не доставало на Земтере и на Карсте — настоящего неба над головой.
Море лежало спокойное, чуть тронутое мелкой рябью. Мы вышли на берег.
Настало время исполнить свои замысел. Итгол сам подсказал мне его: если я погибну здесь, то немедленно окажусь на Земле. Но сохраню обо всем память. И я уже буду знать, что это никакой не сон. Резко, чтобы Итгол не смог помешать, я сорвал маску с лица. Слабый бриз окатил меня порывом влажной прохлады. Дышалось легко и свободно.
Моя затея провалилась.
На галечник выползло лупоглазое чудовище, круглыми немигающими глазами уставилось на меня. Выходит, жизнь не погибла. Может быть, вот такое страшилище и даст впоследствии новую ветвь эволюции.
Итгол вынул из кармана крохотную ракушку — в таких гнездятся улитки. Только эта ракушка выглядела чуточку странно — казалось, очерк ее формы постоянно меняется. Он бросил ракушку под ноги. Она лежала на песке, и вход в нее размером немного больше горошины зиял чернотою, будто уводил в центр планеты. Я почему-то не мог отвести взгляда от него.
— Пойдемте. — Итгол жестом пригласил идти за собою.
Я оторопело смотрел на него — он звал меня идти в ракушку, словно это был вход в его квартиру.
— Не бойтесь. — Игара шагнула вперед.
Еще шаг — и вдруг она уменьшилась сразу вдвое. Сделала еще шаг — и ее едва можно было разглядеть на песке. Я видел, как она вошла в отверстие раковины.
— Смелее! — издали-издали донесся ее голос.
Я шел вслед за нею. Наши шаги звучали гулко, будто мы ступали по железной кровле. Невольно стало не по себе: каждый шаг казался последним.
Мы были внутри подземелья. Я не хотел верить, что мы находимся в ракушке, каких добрый десяток свободно уместится, на ладони. Рядом были Итгол и Эва, далеко впереди раздавались шаги Игары. Внутри раковины наши размеры казались обычными.
— То, что ты принял за ракушку — канал прямой связи между гиперфантомом и нашей планетой, — объяснил Итгол. Теперь, когда он посвятил меня в часть тайн, он как будто считал долгом объяснять мне и все остальное. — На астероиде, когда суслы подорвали стену, я впопыхах позабыл ракушку у камина — у нас она одна на двоих с Игарой. Из-за этого и начались все наши беды. Иначе мы бы просто могли улизнуть у них из-под носу. Она же выручала меня на Земтере, когда мне приходилось скрываться от преследования. У них чересчур строго был поставлен учет. Всякий пришелец, как человек незарегистрированный, вызывал подозрения. Мне постоянно приходилось пользоваться ракушкой.