Завещание профессора Яворского. Плата по старым долгам
Шрифт:
– Зачем же тебе...
– начал было Мандзюк, но Валентин перебил его:
– А затем, что завтра я вместе с тобой буду стоять на ковре у шефа и докладывать это дело.
– Билякевич вернулся?
– Завтра должен вернуться. Так что я не из одного дружеского расположения к тебе, напрашиваюсь в помощники - мне достанется не меньше... Вызывай дежурную машину и сержанта Бессараба.
– Куда поедешь?
– Вместе поедем, Лешенька. Вместе! Поедем беседовать с солидным на вид армянином лет сорока, которого ты и официант Шерстюк оберегаете от такого пассажа, как вызов в милицию. Кстати,
– Акопян Стюарт Суренович, директор автотранспортного предприятия, смутился Мандзюк.
– Надеюсь, тебе известен его адрес?
– Я знаю, где он живет. Но может не надо к нему домой ехать? У него в семье не все ладно. А тем вечером в ресторане он с женщиной был. Я разговаривал с ним по телефону: он сам мне позвонил, рассказал, что видел.
– Предупредил события!
– усмехнулся Ляшенко.
– Испугался, что милицейский патруль записал номер его машины.
– Он - автомобилист и, естественно, не исключал такой возможности. Но поверь, я его давно знаю, он порядочный человек. Погоди, не иронизируй. У него такая катавасия с женой - никому не пожелаешь: с психикой у нее не все в порядке. И оставить ее не может, и жизни, как говорится, нет... А что тебе даст разговор с ним? Этого мужчину и девицу в белых джинсах он не знает.
– А его дама?
– Как-то неудобно было спрашивать.
– Деликатность украшает человека. Но украшениями надо пользоваться умеренно. Тем более, работникам милиции. Поехали! Вызовешь его на улицу, поговорим в машине.
...Акопян уступил не сразу.
– Не могу ее назвать. Поймите меня правильно, товарищи... Нет, не замужем - разведена. Но она занимает определенное положение, и я не вправе компрометировать ее. Скажу больше: она просила меня сделать все возможное, чтобы ее не вызывали в милицию, не впутывали в эту историю.
– В какую историю, Стюарт Суренович? У нас нет претензий к вашей знакомой, но мне необходимо поговорить с ней.
– Видите ли, - замялся Акопян.
– Дело в том... В общем Инна Антоновна не любит и не умеет лгать, а, как я понял, она знакома с этой девушкой, но почему-то не хочет, чтобы ее расспрашивали о ней.
– Координаты Инны Антоновны!
– сразу изменил тон Валентин.
– Я все понимаю, Стюарт Суренович, но поймите и вы: когда речь идет о преступлении, нельзя ссылаться на соображения нравственного порядка. Да и не может быть нравственным укрывательство преступника, при любых обстоятельствах!
– Хорошо, я позвоню ей, - после довольно продолжительного раздумья сказал Акопян.
– Пусть ваш водитель проедет метров двести вперед, там есть телефон-автомат.
Переговорив по телефону со своей приятельницей, Акопян вернулся к машине, протянул Ляшенко вырванный из блокнота листок.
– Это ее адрес. Она будет ждать вас в воскресенье после семнадцати часов.
– Мне надо поговорить с ней безотлагательно, - настаивал Ляшенко.
– Это невозможно, - развел руками Акопян.
– Мой звонок застал ее на пороге: она собиралась уходить сейчас, верно, уже ушла на встречу со своими австрийскими коллегами. А завтра она принимает экзамены в институте.
Ляшенко ничего не оставалось, как только спросить:
– В каком институте?
– В медицинском...
На Рогатке Мандзюк
– Тем же маршрутом, которым вы следовали вечером 28 июня.
Миновав квартал новостройки, металлобазу и заправочную станцию, Бессараб вывел машину на высокую призму Окружной дороги, влился в поток автомобилей, идущих в сторону Киевского шоссе. Ляшенко опустил боковое стекло - в кабине было душно. Встречный ветерок приятно освежил лицо. Промелькнули поворот к Лесному озеру, автобусная остановка, на которой толпились люди с пляжными сумками, рюкзаками.
– С озера, - заметил Бессараб.
– Сегодня к воде было не подступиться: суббота!
– На озере есть павильоны, буфеты?
– спросил Ляшенко.
– Есть продовольственные киоски. Но спиртное там не продают, сообразив, куда клонит капитан, сказал Бессараб и тут же предположил: Они, должно быть, с собой имели. Я имею в виду Зимовца и его приятеля. Знаете, как бывает, когда на озере собираются: кто плавки берет, а кто бутылку. Мы с лейтенантом Кленовым тоже считали, что они к той паре на озере пристали. Выпившие были, вот и прицепились.
Версия была не хуже любой другой...
До ресторана "Сосновый бор" было уже недалеко. Не прошло и трех минут, как Бессараб сделал правый поворот, и "Москвич" скатился на бугристую неровность боковой дороги, что углублялась в поредевший лес.
Уже смеркалось. Между деревьями то здесь, то там вспыхивали светлячки ламп.
– Дом отдыха "Заря", - сказал Бессараб, включая фары.
Машину потряхивало на выбоинах. Из-за поворота навстречу выдвинулась громада "Икаруса". Бессараб прижал "Москвич" к обочине. "Икарус" величественно проплыл мимо. Из его окон выплеснулась многоголосая песня.
– Турбазовский. Довезет их до Скального приюта, там заночуют, а утром по маршруту на перевал пойдут, - со знанием вопроса прокомментировал Бессараб.
– Разве туристы ходят со Скального на перевал?
– удивился Ляшенко. Когда-то этот маршрут альпинистским считали.
– Сейчас и ребятишки этим маршрутом идут, через Южную расщелину мостик переброшен, а на Большой Орлиной скале ступеньки вырублены, да еще перила из труб поставлены.
Ляшенко едва сдержал вздох - давненько он не был в Карпатах! А когда-то чуть ли не каждую пятницу выезжал: летом на Скальный приют, зимой - на горнолыжные трассы. Последний раз он был на горнолыжной базе с Региной. Это было год, а точнее, год и пять месяцев назад. Они тогда еще масленицу отмечали: блины на костре пекли...
Ресторан "Сосновый бор" был стилизован под сельскую хату с крытой соломой крышей и приподнятым на ступеньки крыльцом. Бессараб остановил "Москвич" у ворот турбазы. Отсюда хорошо просматривались ресторан и примыкающая к нему бетонированная площадка для паркования автомобилей.
На площадке теснилось несколько "Жигулей", три "Лады", две "Волги", микроавтобус. Автобус стоял на том месте, где, по утверждению Бессараба, вечером 28 июня произошла драка. Ляшенко попытался обойти автобус, но тот стоял впритык к плотной шеренге разлапистых елок.