Завещание рождественской утки
Шрифт:
И вот теперь Зорькин выяснил, что Рада «забыла» сообщить бывшему мужу о кончине сына. В годы, о которых идет речь, Расторгуев был одним из самых высокооплачиваемых деятелей кинематографа, бывшей жене приходили переводы на крупные суммы. Зорькин понял, что не сможет сообщить немощному инвалиду о коварстве супруги. И уж тем более невозможно нанести Андрею Борисовичу душевную рану сообщением о трагической кончине Николаши. Артиста замучают угрызения совести, он будет считать себя виноватым в гибели сына, сокрушаться: «Принимай я после развода участие в жизни Коли, беды бы не случилось». У Расторгуева слабое сердце, расшатанная, как у всех пожилых деятелей культуры, нервная система, его может разбить инсульт, инфаркт…
И
– Я и есть твой родной сын. Извини, сразу побоялся открыть правду, не знал, как ты ее воспримешь, хотел заслужить твою любовь, ухаживая за тобой…
Пораженная Тонечка вновь не удержалась от вопроса:
– Неужели старик ему поверил?
Я не рассердилась, а просто ответила:
– Он расплакался, обнял Николая и с того дня выглядел счастливым. Всегда называл Зорькина «мой мальчик», гордился им, рассказывал всем, с кем общался, об успехах Николаши. Но перед смертью Расторгуев вызвал к себе нотариуса, которому продиктовал завещание, и, как потом выяснилось, еще составил письмо для Коли. В нем старый актер сообщил, что знает: Зорькин по крови ему чужой, но добавил, что иметь лучшего сына, чем Николай, он и пожелать не мог, что очень любит парня. Андрей Борисович оставил верному фанату все свое имущество, хотя тот ему не родня.
– Откуда тебе известно столько подробностей из жизни Расторгуева? – поитересовалась Тонечка.
– После того как история в отеле «Нирвана» закончилась, Николай попросил меня о встрече. Зорькин рассказал, что Андрей Борисович быстро сдает, похоже, престарелому артисту жить недолго осталось. И он очень хочет разыскать Веронику, дочь Галины. На вопрос, зачем ему понадобилась девочка, которая давно выросла и не является его кровной родственницей, последовал ответ Расторгуева: «Господь скоро призовет меня к себе. Осознавая близкий уход, я вспоминаю свою жизнь и понимаю, как трагически мы тогда все ошиблись. Ника ни в чем не виновата, а я сломал ей жизнь. Хочу извиниться перед девочкой и попросить у нее прощения. Не будет мне покоя на том свете, если она меня не простит». Николай не смог сам справиться с задачей и обратился ко мне с просьбой помочь ему. Я, помнится, спросила его: «Что плохого сделал Андрей Борисович девочке?» И Зорькин сказал: «Понятия не имею. Он лишь обмолвился о своей вине и заплакал. Расторгуев прекрасный человек, он не мог сделать ничего дурного малышке. Может, разок не справил ее день рождения или отшлепал за баловство? Старикам свойственно ворошить прошлое, переосмысливать его, у них обостряется чувствительность, они становятся чересчур эмоциональны».
– Ты нашла женщину? – снова перебила меня Тоня.
– Наш разговор с Николаем состоялся в субботу. Я хотела позвонить в понедельник Костомарову, попросить его проверить по базам личность Борисовой. Но в воскресенье Николай сообщил, что Расторгуев скончался, необходимость бежать по следу дочери Галины отпала, – грустно пояснила я. – А сейчас, увидев куклу вуду, всю истыканную булавками, с фотографией артиста на месте лица, я вдруг подумала: что, если Филиппова и есть та самая Вероника? Может, она отбросила вторую половину своего имени и поменяла фамилию, выйдя замуж.
– Тсс… – вдруг шикнула Тонечка. – Слышишь? Кто-то вошел в дом, на первом этаже явственно слышны шаги. Ой, лестница скрипит, сюда идут! Лезем быстро в шкаф!
Мы с Антониной вскочили и в мгновение ока забились в здоровенный дубовый гардероб, принадлежавший, наверное, Ангелине Федоровне, названной бабушке начальницы пиар-отдела.
Я прильнула глазом к небольшой щели между дверцами шифоньера-патриарха. Некоторое время никого не было видно, зато я прекрасно слышала звуки. Некто ходил по спальне, чем-то шуршал, вздыхал, потом, похоже, уронил книгу, которая лежала на прикроватной тумбочке. Я, затаив дыхание, ждала, когда
С криком «Что ты тут делаешь?» я выскочила наружу.
Глава 10
Мужчина уронил ящик, вынутый им из туалетного столика, и взвизгнул:
– Какого черта ты сюда приперлась?
– Я первая задала вопрос, – фыркнула я.
– Кто там? – поинтересовалась Тонечка, вылезая следом из гардероба. – Вау! Это ты?
Гость отступил к окну.
– Сколько вас там еще сидит? Тридцать три богатыря?
– И их дядька Черномор в придачу, – сердито добавила я. – Так что вы, Валерий Индюкович, тут поделываете?
Пиратино сел на край кровати.
– Приехал изучить дом убитой. А вы здесь с какой радости?
Я присела около упавшего ящика и начала разглядывать его содержимое, частично вывалившееся наружу.
Тонечка достала из кармана телефон и быстро набрала номер.
– Олежек, привет. Как дела?
Валерий замахал руками и зашипел:
– Нет, нет, не надо!
Но разве Антонину остановишь?
– Олежек, ты сегодня не придешь ночевать? Ага. Запру дверь на нижний замок и задвину щеколду. Слушай, может, все-таки заскочишь поужинать? Небось целый день голодный носишься. Прихвати и Валеру, я вас быстро накормлю. Что? А, понятно. Я не знала. Ладно, больше не стану мешать. Целую.
Спрятав сотовый в карман, Тоня повернулась к Индюковичу.
– Олег по секрету сообщил мне, что Инна, твоя жена, лежит в больнице на сохранении беременности. Я не знала, что вы ждете ребенка. Поздравляю!
Пиратино попытался улыбнуться.
– Спасибо. Но сделай одолжение, никому не говори, мы боимся его сглазить. Инка на четвертом месяце, живота пока не видно. Но, к сожалению, опять возникли проблемы.
– Опять? – повторила Тоня.
Пиратино встал.
– Пятый год пытаемся завести ребенка, но ничего не получалось, в конце концов решились на ЭКО. Все шло удачно, и вот внезапно – угроза выкидыша. Инкина мать велела про беременность молчать, а то кто-нибудь сглазит. Бред, конечно, я не верю в идиотские приметы про черные глаза и прочую дурь, но на всякий случай мы решили подстраховаться и помалкивать. Сказал сегодня Олегу. Инке не очень хорошо, она в депрессию впала, плачет постоянно, пришлось отпрашиваться у Куприна, сообщать ему правду.
Я начала демонстративно оглядываться.
– Тоня, мы с тобой, оказывается, сейчас в родильном доме. Находимся в отделении патологии. Где тут палата Инны?
Подруга подошла к столику, из которого Пиратино вытащил нижний ящик, и присела на корточки.
– Наверное, Инна лежит на пятнадцатом этаже. Пошли к лифту.
– Хорош идиотничать! – взвился Валерий.
– А ты прекращай врать, – не оборачиваясь, велела Тоня. – Олег посетовал, что его заместитель не появится на службе до утра. Мол, уехал Пиратино полтора часа назад, а дел невпроворот. Но не отпустить коллегу было нельзя, Инна совершила попытку самоубийства. Слава богу, ей не удалось вскрыть вены, и Валерий должен остаться около бедняжки на ночь.
– Ну ты и фантазер, прямо Буратино! – восхитилась я. – Не боишься, что ложь может стать действительностью? Я бы не рискнула фантазировать на тему здоровья близких. Что ты ищешь в доме Филипповой?
– Это я должен задать такой вопрос вам! – пошел в атаку Пиратино. – Впрочем, так и быть, могу объяснить свое появление здесь. Я посидел у кровати жены, она уснула, врач пообещал, что не проснется до утра. И я подумал: тут поблизости дом Филипповой, скатаюсь в коттедж, хорошенько изучу…
– В какой клинике наблюдается Инна? – перебила я. – Прежде чем ответить, хорошенько подумай. Утром я непременно проверю полученную от тебя информацию.