Завет Кольца (антология)

Гир Керстин

Я кивнул ему, он тоже ответил кивком.

— Помочь тебе? — спросил я.

— Нет, не надо. Иди за своим завтраком, — ответил он. У него был низкий приятный голос.

Какое-то время я колебался, а потом побежал есть. Нужно было хорошенько подкрепиться хлебом с сыром и медом, потому что до ужина можно будет получить только несколько сухарей и глоток воды.

На этот раз я не стал присоединяться к другим, а отошел в сторону и поставил тарелку на выступ скалы на краю лагеря. Позади себя я слышал позвякивание металла — это охранники надевали свои кольчуги и доспехи; видимо, это было

непросто, так как сопровождалось глухими ругательствами. Девять бородатых охранников, вооруженных мечами и закованных в латы, выглядели внушительно. Их амуниция была сборной, например, такие нагрудники я уже видел у гвардейцев в городе Эливаре. Я посчитал это хорошим знаком, свидетельствующим о том, что люди, под чьей охраной мы находились, побывали в разных краях и, стало быть, имеют большой опыт.

В памяти встали картины героических битв, о которых когда-то рассказывал мне Серый.

Всходило солнце. Такой мягкий утренний свет можно было увидеть только при переходе лета к ранней осени. Я был так захвачен этой картиной, что забыл о еде и не слышал, как кто-то подошел ко мне. Это не был мастер: его шаги я бы узнал из тысячи других.

— Ты не подвинешься? — спросил глубокий голос. Это был конюх.

— Да, конечно, — ответил я с набитым ртом и освободил ему место. Он сел рядом и начал молча есть.

— Прекрасный вид, — сказал он чуть позже. — Люблю восход солнца. В нем всегда заключено начало чего-то нового и — надежда, что день будет хорошим.

Я кивнул.

— Я — Керлон из Манскебира, конюх, — представился он.

— А я — Бевин из Улбрина, сын Алфгара, — ответил я.

— Я слышал, ты — ученик волшебника, — продолжал конюх. — Можно спросить, чему ты уже научился?

Я научился всему, чему угодно, но не ремеслу волшебника, так как, по словам мастера Тиама, магии не существовало. Конечно, я мог воспроизвести пару карточных трюков, но это не имело ничего общего с волшебством. В легендах, которые пересказывал нам Серый, с помощью магии совершались чудеса. Но в жизни я ничего такого еще не видел.

— Мое образование только начинается, я изучаю природу магии, — промямлил я внушенные мне Тиамом слова.

— И поэтому ты погоняешь осла, — усмехнулся конюх.

— Это мои обязанности как слуги; они должны мне помочь не проявить малодушия перед великой силой магии, — ответил я вновь заученной фразой.

Конюх сменил тему:

— Ты хорошо относишься к животным.

— Я вырос на крестьянском дворе, и в моей семье было принято хорошо обращаться с животными, потому что с ними живешь под одной крышей и рассчитываешь на их помощь, — быстро и уверенно ответил я. При этом мне не потребовались нравоучения и внушения Тиама.

Керлон не ответил.

Я посмотрел туда, куда и он. Его взгляд был направлен на черную точку на горизонте. Он весь напрягся и в эту минуту был похож на охотника, стоящего на опушке леса с натянутым луком и поджидающего оленя.

— Что случилось? — спросил я, но Керлон только махнул рукой.

— Этого не может быть, — вырвалось у него. — Еще не время, еще слишком рано!

Его стакан с чаем упал и разбился, но он даже не заметил этого. В голубых глазах отражались удивление

и ужас, как будто он предчувствовал беду.

Я посмотрел вокруг: все было спокойно. Мужчины заканчивали завтрак, некоторые уже сворачивали палатки, другие запрягали волов и лошадей. Ничто не указывало на то, что происходило что-то необычное. Я опять посмотрел на горизонт, но ничего особенного не увидел.

До сих пор Керлон не производил впечатления слабоумного, но теперь у меня закрались сомнения.

Вдруг он резко встал.

— Беги, мальчик! — сказал он тоном, не допускающим возражений. — Беги на запад. Беги и не останавливайся, пока хватит сил. Не оглядывайся назад! Беги!

— Бевин! — донесся до меня голос Тиама. — Сейчас же иди сюда!

— Не слушай его! — сказал конюх тихо, но настойчиво. — Беги!

Ну конечно, конюх был сумасшедший! В этом было все дело. Стояло прекрасное утро, мы находились посреди мирной холмистой местности. Опасности нигде не было.

— Иду! — крикнул я и побежал к мастеру Тиаму. — Ты сумасшедший! — крикнул я Керлону через плечо. Он смотрел мне вслед; на его лице была печаль.

Через некоторое время караван тронулся в путь. Впереди ехали повозки с товарами, за ними две кареты, потом полевая кухня и в самом конце всадники и наша тележка, которую тянул Мерцад.

В утреннем воздухе слышались окрики возниц и скрип колес.

Керлона я больше не видел. Ближе к полудню я слышал, как он рассчитался с купцом, ведущим караван, и торопливо покинул нас. У остальных создалось такое же впечатление, как и у меня: он не в своем уме.

В течение этого дня Мерцад был настроен особенно упрямо. Он неоднократно пытался укусить меня и все время хотел свернуть с дороги. Остальные животные тоже беспокоились. Возницы сыпали проклятьями и беспощадно раздавали удары хлыстами.

Около полудня парень примерно моего возраста раздал нам на обед сухари, немного копченой колбасы и воду. Эту скудную пищу мы съели на ходу.

Вторая половина дня прошла без происшествий. Хотя светило солнце и стояла мягкая, почти безветренная погода, у всех было отвратительное настроение. Это настораживало. Мысленно я возвращался к утреннему происшествию. Может быть, в самом деле существовала какая-то невидимая опасность? Дома, в деревне, животные тоже становились беспокойными при приближении грозы или бури. Казалось, и сейчас они что-то предчувствуют.

Да нет, чепуха! — уговаривал я себя. — Нельзя поддаваться фантазиям какого-то сумасшедшего!

Время шло. Солнце нещадно палило. Теперь мы проезжали через довольно большой перелесок. Тень подействовала на меня благотворно.

День клонился к вечеру. Начинало смеркаться.

— Впереди всадники! — разнеслось громкое предупреждение охранников. К сожалению, мне ничего не было видно: я шел в самом конце каравана. Передние повозки свернули с дороги вправо, очевидно для того, чтобы освободить дорогу всадникам. Наверное, это были гвардейцы из Азатира или свита влиятельного вельможи, который послал своих охранников вперед (что иногда очень даже оправдывало себя).