Завет воды
Шрифт:
Мастер Прогресса убеждается, что Святой Дух точно присутствует здесь, потому что Мак-Гилликатти открыл тот же стих, что цитировал Ленин. Мастер, тоже вцепившись в Библию, падает на колено, сначала поддернув изящным движением мунду. И переводит:
— Господь восседает в золотой касере [221] , такой же, как у вас на верандах, только в сотни раз больше. Он будет взвешивать ваши жизни на Страшном суде. Если Господь позволит вам войти в Его царство, то до конца времен у вас будет маниока и карри из меен [222] . Но если нет, вы отправитесь
221
Кресло.
222
Рыба (малаялам).
Откуда еще могут исходить эти слова, как не от Духа Святого? Он замечает, что среди зрителей сидит, скрестив на груди руки, «Кокосовый Торговец» Куриан и злобно сверкает взглядом. Мастер продолжает, пока не вступил Мак-Гилликатти:
— Допустим, вы оказались там, потому что собрали у себя все кокосовые орехи и безбожно взвинтили цену; подумайте, каково вам будет, когда эти существа начнут кусать, терзать и душить вас целую вечность.
Испуганные вскрики — он зашел слишком далеко. Никто никогда не говорил так образно на Марамонской конвенции. С другой стороны, мало кто любит скряг.
— Впустите Его, братья мои. Он стучится в дверь, — взывает Мак-Гилликатти со слезами на глазах. — Откройте сердца Господу. Оденьте ближнего своего. Утешьте его в печали. Помните, что сказано: «Я был болен, и вы посетили Меня, алкал Я, и вы дали Мне есть…»
В кои-то веки Мастер Прогресса переводит слово в слово, а потом добавляет:
— Год за годом, когда наши близкие болеют, мы везем их на автобусе и на поезде далеко-далеко в поисках помощи, да и то если у нас есть на это деньги. Год за годом наши близкие испускают дух, потому что здесь, в Керале, нет такой больницы, как в Веллуру! Вместе мы могли бы построить десять превосходных больниц, но мы тратим деньги на увеличение своих стад и амбаров! Господь говорит: «Постройте Мою больницу!» Разве мы не услышали Его? Разве не взывали к Его имени? Давайте же творить историю. Каждый из вас, вынимайте деньги из карманов. — И Мастер Прогресса вытаскивает из складок мунду пачку купюр. Это деньги от продажи риса, которые нужно было положить на счет в банке. — Моя жена велела мне давать щедро!
Он выкладывает банкноты одну за другой в корзинку для пожертвований, чтобы люди могли разглядеть цвет каждой. Он слышит, как где-то в толпе ахает Шошамма. Служки оживают, принимаясь сновать туда-сюда с корзинками, и даже те, кто стоял за стенами шатра на берегах реки, не могут увильнуть, потому что служки преграждают им путь.
— Чего мы ждем? — восклицает Мак-Гилликатти, который уж эту часть мероприятия понимает превосходно, хотя не может взять в толк, с чего это переводчик вылез впереди него. — Помните Евангелие от Луки, глава 6, стих 38: «Давайте, и дано будет вам. Мерою доброю, утрясенною, нагнетенною и переполненною отсыплют вам в лоно ваше» [223] .
223
Евангелие от Луки, 6:38.
Мастер Прогресса переводит стих, пока Мак-Гилликатти вытаскивает купюры из своего кармана, чтобы положить в корзину.
Мастер Прогресса буквально слышит, как в мозгах публики крутится
Родители маленького поттена выходят на сцену вместе с сыном. Женщина снимает свои браслеты, потом золотую цепочку с шеи и кладет в протянутую Рори корзину. Отец снимает свои украшения. «Благослови вас Господь!» — кричит Мак-Гилликатти.
А потом, к изумлению Мастера Прогресса, подходит Большая Аммачи, одна, повергнув в недоумение сидящих на лавках родственников. Она стоит там, крохотная женщина на сцене перед всеми, и отвинчивает свои кунукку. Потом расстегивает цепочку. А вот и ее тринадцатилетняя внучка, Мариамма, а следом Анна-чедети бросаются к ней, снимая на ходу браслеты и ожерелья.
— «Какою мерою мерите, такою и вам будут мерить», — говорит Мастер Прогресса. — Понимаете? Дух Святой все видит! Ничего не положите сейчас — и ничего не пожнете во веки веков! Ничего!
Теперь к сцене выстраивается длинная очередь, как будто там раздают золото, а не собирают. К удивлению духовенства, мужчины и женщины снимают золото с ушей, пальцев, запястий… В этот день не скупится никто. Потому что если и боятся чего-либо малаяли, так это упустить возможность пожинать плоды.
глава 61
Призвание
— Чудо! — не перестает восторгаться Большая Аммачи, пока они ждут автобус до дома. Руки ее неосознанно теребят время от времени мочки ушей, непривычно легкие. — Я годами возносила молитвы, чтобы в Парамбиле появилась амбулатория. И сегодня Господь вмешался через Мастера Прогресса. В Парамбиле будет не только амбулатория, но и настоящая больница. Как в Веллуру!
— Но, Аммачи, — сомневается Филипос, — это же не значит, что больницу построят именно в Парамбиле…
— Именно! — Она резко разворачивается к нему, и в лице ее столько убежденности и решимости, что сын умолкает. — Мы должны все сделать для этого! Именно в Парамбиле!
В автобусе Мариамма смотрит на бабушку с гордостью и удивлением, она никогда не видела ее в таком возбуждении. Мариамма до сих пор не может поверить в то, что разворачивалось на сцене и как растрогана была она сама, охваченная волнением. Эти чувства смешались с радостью от встречи с Ленином, который в одночасье превратился вдруг из мальчика в мужчину, хотя и с выдранными волосами. Ему почти четырнадцать. И она заметила, как он разглядывал ее. Ее тринадцатилетнее тело тоже изменилось, и он робел и запинался, когда подошел поздороваться перед началом действа. Интересно, заметили ли это Большая Аммачи и отец.
Но в этом году она чувствовала себя на конвенции иначе, чем раньше, однако по другой причине, и это беспокоило Мариамму. Когда они подошли ближе к шатрам и двинулись вдоль вечной череды калек, их вид вдруг напугал ее. Образы изуродованных болезнями и изувеченных людей преследовали ее еще долго, даже когда они уже расселись на лавках. И сейчас в автобусе она делится этим с бабушкой.
— Раньше эти нищие просто были там, и все. Зрелище неприятное, немножко страшноватое, но не больше других неприятных вещей, которые приходится видеть.
— Айо! Это люди, Мариамма, а не вещи!
— Вот об этом я и говорю. В этом году я вдруг увидела в них людей. Раньше я была маленькая и не понимала. А теперь впервые поняла, что они не всегда были слепыми или хромыми. Может, они родились нормальными, как я, а стали такими после болезни. И я подумала: это может случиться и со мной! И так перепугалась, что меня всю трясло, даже когда мы сидели в шатре.
— Я видела, что тебе не по себе. Но думала, это из-за Ленина.