Завет воды
Шрифт:
— Филипос… Нам полезно время от времени покидать Парамбиль. Немного посмотреть мир. — И, словно спохватившись, добавляет: — Полезно для твоего творчества.
— Я знаю.
Но если знает, тогда почему сердце колотится так бешено и откуда тогда это чувство ужаса, от которого перехватывает дыхание? Поездка в Мадрас, несмотря на краткость пребывания там, выпотрошила Филипоса. Ему пришлось возвращаться домой, чтобы восстановиться, воссоздать себя заново. Но вплоть до этого самого момента, когда Элси заговорила об отъезде, он не подозревал, что сама мысль об этом
Элси стоит на месте, ожидая объяснений. Его страхи иррациональны, и ему стыдно от этого. Но Филипос не может просто взять и признаться ей, без того чтобы не почувствовать себя униженным, он будет выглядеть в ее глазах слабаком, жалким неудачником и как мужчина, и как муж. Мысли скачут, колотятся в мозг, вызывая головную боль.
— Пускай мир приходит к нам, — слышит он наконец собственный голос, и тот звучит надменно и резко.
Элси вздрагивает. Какая глупость, и Филипос это понимает. Но, произнеся вслух, он загнал себя в угол. Отступать некуда.
— Все, что мне нужно, у меня есть здесь. А у тебя разве нет? С помощью радио я могу посетить любой уголок большого мира.
Женщина, которую он боготворит, смотрит на него, словно не узнавая.
— Филипос, — после долгой паузы тихо произносит она — так тихо, что ему приходится приглядываться к ее губам. Рука робко тянется к нему, как ребенок, который хочет погладить любимого пса, вдруг странно себя ведущего. — Филипос, все будет хорошо. Мы поедем на машине. Никаких лодок, никаких рек, чтобы…
Намек на другой его недостаток еще больше пристыдил съежившееся, отступающее, огрызающееся эго, и уродливая защитная реакция прорывается наружу, прежде чем он успевает затолкать ее обратно.
— Элси, я запрещаю, — заявляет некто, кого он сам не узнает, некто, завладевший его голосом и устами. Слова, слетевшие с языка, звучат ужасно. — Я запрещаю тебе ехать. — Все. Он это сделал.
Рука ее отдергивается. Лицо каменеет. Он видит, как она отступает в ту зону, куда ему нет доступа. Отворачивается, произнося что-то, что он не расслышал.
— Элси, что ты сказала?
Она поворачивается к нему, высоко подняв голову. В словах, которые он читает по ее губам и которые достигают его слуха, нет ни злорадства, ни обиды, ничего, кроме печали.
— Я сказала, что поеду навестить своего отца.
В ту ночь Элси не приходит в супружескую постель. Разыскивая жену, Филипос находит ее спящей на циновках вместе с тремя остальными женщинами семьи; Элси поступала так, только когда Малютке Мол нездоровилось и та просила побыть рядом. Он не стал будить жену из гордости и из опасения потревожить мать. За ужином, когда Большая Аммачи спрашивает, что происходит, он делает вид, что не слышит.
В последующие дни оба держатся отстраненно.
Не так уж долго, как выясняется, потому что Малютка Мол со своей скамеечки возвещает, что едет машина. Час спустя подрулил автомобиль с шофером из поместья. Элси, наверное, написала домой. Она вручает шоферу стопку холстов и возвращается в дом за следующей. Филипос идет следом — разъяренный, не верящий в происходящее, раздираемый противоречивыми чувствами, кровь стучит у него в ушах. Жена закалывает шпилькой локоны, мимолетно бросив взгляд в окно на плаву…
Он цепляется за повод.
— Послушай, — начинает Филипос, — все ведь из-за этого проклятого дерева, да? Я займусь им, я же сказал. И на случай, если ты вдруг позабыла, я запретил тебе ехать.
Элси поворачивается, спокойно разглядывает мужа — похоже, его слова не удивили и не задели ее. Он ждет. Она молча собирает гребни и расчески. Ее реакция обескураживает. Он стоит на месте, с каждой секундой чувствуя себя все более глупо.
— Тогда оставайся в этой комнате, пока не передумаешь, — заявляет он, повысив голос, и выбегает вон, хлопнув нижней половиной двери, но поскольку засов находится внутри, он должен протянуть руку и задвинуть его. И выглядит еще глупее — тюремщик, оставляющий ключ внутри.
Он возмущенно пыхтит, а обернувшись, оказывается лицом к лицу с матерью. Она прибежала на звук хлопающих дверей и его крики. Филипос пытается обойти ее, но Большая Аммачи не сдвинется с места, пока сын не объяснится. Он бормочет что-то бессвязное насчет дерева…
— Что за чепуха! Да сруби ты это дурацкое дерево. Оно же жуткое на вид, — возмущается она. Решительно отодвинув сына, протягивает руку и отпирает дверь. И, прежде чем войти в комнату, шепчет, обернувшись к нему: — Ты что, не видишь, что она беременна? Какая глупость с твоей стороны отпускать ее одну!
Филипос беспомощно смотрит вслед уезжающей жене.
В течение следующей недели у него есть время свыкнуться с новостью о беременности Элси, с ее отсутствием, с собственным идиотизмом. Малютка Мол с ним не разговаривает. Гнев Большой Аммачи стихает, когда она видит, как потерянно Филипос слоняется по дому.
— Ей полезно повидаться с семьей. Мне очень не хватало этого, когда я была молодой женой. Будь мать Элси жива, Элси все равно уехала бы туда рожать. Как бы ты ни любил родной дом, ради жены тебе нужно чаще выходить из него.