Завидная невеста
Шрифт:
— Ну-у… откровенно говоря, у нас нет такого выбора прогулочных тростей, которыми вы интересуетесь, как в магазине «Литтнер и Кобб» на Сент-Джеймс-стрит.
Ну вот. Это позволит отделаться от него, пока не возвратились Берта и Рубале… Если не считать того, что ей не хотелось спроваживать его, а он, кажется, и не спешил уйти.
— Вот как? — спросил он. — Как мило, что вы сказали мне об этом, хотя от этого может потерпеть убыток торговля вашего хозяина.
— Он не мой хозяин, — сказала Лидия не подумав, но быстро исправилась: — Он
— Это очень мило с вашей стороны, мисс, — сказал он. — Но прежде чем уйти, я хотел бы отблагодарить вас любезностью за любезность, купив что-нибудь в магазине вашего дядюшки. Что вы можете мне порекомендовать?
Что ему показать? Она не имела ни малейшего понятия. Она сомневалась, что он намеревался купить убор из драгоценных камней, только разве для какой-нибудь леди…
— У нас имеется очень красивый гарнитур из аметистов и жемчугов, который уже может быть выставлен на продажу. Не хотите ли взглянуть на него для своей… жены?
— Увы! Я не состою в браке, — сказал он, и уголок его подвижного рта чуть дрогнул. Он отлично понимал, что она затевает. — Так что драгоценностей не требуется. Думаю, что-нибудь для меня. Что-нибудь такое, что понравилось бы вам.
— Мне?
— Да, вам, — сказал он, заложив руки за спину. Боже милосердный, да он никак флиртует с ней? Она была возмущена тем, что джентльмен ведет себя с ней как с продавщицей, но в то же время приятно возбуждена тем, что привлекла его внимание. Она не знала, как ей поступить. Что, если он продолжит оказывать ей внимание? Какая неприятная неожиданность его подстерегала! Ведь ей пришлось бы в таком случае назвать себя!
Очевидно, он заметил ее смятение, потому что взгляд его стал мягче и глаза уже были похожи не на весенний лед, а на туман в сумерках.
— Мисс, — тихо сказал он, — я всего лишь спрашиваю ваше мнение, а не предоставляю вам полную свободу действий.
Она покраснела и почувствовала себя полной дурочкой. Ну конечно же, он с ней не флиртовал! Такой явно знатный джентльмен, как он, не стал бы навязываться девушке, средства существования которой зависят от его доброй воли.
— Разумеется, сэр, — сказала она. — Я просто думала о том, что могло бы здесь заинтересовать вас, — сказала она. Надо ей подумать как следует, чтобы не выставить себя на посмешище. Она взглянула на стремянку, и ей в голову пришла удачная мысль: — На верхней полке стоит великолепная восточная чаша, которая, возможно, вас заинтересует.
— Звучит многообещающе, — сказал он.
— Позвольте я ее сниму, чтобы показать вам. — Едва успела она поставить ногу на первую ступеньку, как его рука — крупная, широкая, с длинными пальцами — ухватилась за поручень выше ее руки. Она повернулась и чуть не наткнулась на него. Он был очень высок. Ей пришлось задрать голову, чтобы заглянуть ему в глаза.
— Кажется, эта стремянка не очень устойчива, —
Она отклонилась назад, стукнулась спиной о лестницу, растерялась и покраснела, словно пятнадцатилетняя дебютантка. Ее подруги умерли бы со смеху, если бы увидели ее сейчас.
— Очень любезно, что вы так беспокоитесь, сэр, но со мной ничего не случится, — сказала она, переступая через поддерживающие стремянку руки. К сожалению, она слишком заторопилась и, поскользнувшись, потеряла равновесие. Она и охнуть не успела, как сильные руки обхватили ее талию, не дав ей упасть, и прижали к широкой крепкой груди. В течение каких-то мгновений она глядела в его глаза. В глубинах их что-то промелькнуло. Кажется, он затаил дыхание. Или она? Нет, это сделала она. А он осторожно поставил ее на пол и отпустил. Его лицо выражало лишь легкое беспокойство.
— Позвольте мне, — сказал он совершенно спокойным тоном.
У нее же сердце колотилось как бешеное.
Не дожидаясь разрешения, он поднялся по стремянке. Ему даже не пришлось подниматься до самого верха, достаточно было просто протянуть руку и снять чашу с полки.
«Кто он такой?»
Он спустился и подал ей чашу.
— Вы ее имели в виду? — спросил он.
— Да, — сказала она, и внимание ее сразу же переключилось на чашу. Она любила такие вещи.
Она пристрастилась к изучению предметов древнего искусства в доме сэра Гримли.
И сейчас она заметила тренированным глазом под синей и белой глазурью оттиски шелковой ткани и булавочные уколы у основания чаши. В ее собственном доме были образцы такого фарфора.
— Китайский фарфор, — пробормотала она. — По-моему, Кань-Си. Здесь видно явно мусульманское влияние и в рисунке, и в нагромождении фигур.
— А вы, оказывается, знаток? — сказал он.
— Просто любитель, — скромно сказала она в ответ. Чаша была в отличном состоянии. — Это великолепная вещь.
Она взглянула вверх. Он пристально смотрел на нее.
— Вы разбираетесь в китайском фарфоре? — спросила она.
— Не очень, — признался он. — Но вещь высокого качества отличу сразу.
— Кажется, я нашел именно то, что хотел.
— Она не такая уж старая, и все же ее можно считать раритетом. — Она не могла удержаться, чтобы не поддразнить его. — Но, возможно, она вам не по карману?
— Я почти уверен в этом, — сказал он, усмехнувшись.
— В таком случае вам, наверное, лучше спросить цену, прежде чем принимать решение.
— Боюсь, что для этого слишком поздно, — ответил он.
Она рассмеялась.
— Вы слишком откровенны, сэр. Это делает вас уязвимым. Какой-нибудь менее честный человек может захотеть воспользоваться в своих интересах вашей искренностью.
Он изобразил низкий поклон.
— Тогда я понадеюсь на все лучшее, что имеется в вашей личности.
— Вот как? Значит, вы полагаете, что во мне есть нечто лучшее, — сказала она, погрозив пальчиком. — А вдруг я полностью меркантильна?