Зависимы сейчас
Шрифт:
Слёзы застилают мне глаза, и я не подчиняюсь указаниям своего терапевта и принимаю на веру всё, что она говорит. Я заслуживаю её ненависти. Я разрушила всё, что когда-либо создал мой отец. Годы тяжелой работы были испорчены мной и моими глупыми, чертовыми решениями.
Ее глаза перебегают на Ло, когда он подходит ко мне. Меня охватывает холод, и моя рука немеет от его ладони. Мама смотрит на него долгим взглядом, прежде чем сказать: — Ты могла бы выбрать кого-то получше.
Я пытаюсь высвободить свою руку из его, но он крепко сжимает её, не отпуская. Слезы текут по моим щекам, пока я сосредоточенно пытаюсь
— Вы не знаешь нас, — говорит он. — Если бы знали, то поняли бы, насколько виноватой она себя уже чувствует, так что перестаньте её терзать.
Я качаю головой. Он не понимает. Я хочу услышать её гнев и разочарование. Я так устала от людей, которые говорят мне, что всё в порядке, когда это не так. Это не нормально, что о моей младшей сестре говорят как о будущей сексуально зависимой. Это не нормально, что компания моего отца потеряла инвесторов. Я больше не хочу запираться в квартире и делать вид, что всё в порядке.
Кроме меня, винить некого.
Ло сжимает мою руку с особой силой, не давая мне отпустить её.
Моя мама поджимает губы.
— Уже поздно. Вам обоим нужно поговорить с адвокатами, — она разворачивается на каблуках, и они стучат, пока она идёт по коридору.
Я дышу урывками, прерывистыми вдохами, и моя голова кружится так сильно, что моё зрение начинает вертеться вместе с ней. Ло прижимает свои ладони к моим щекам, обхватывая моё лицо с силой, которой я не обладаю. Месяцы назад он, наверное, оставил бы меня на скамейке в коридоре, чтобы пойти за бутылками из винного шкафа. Теперь, когда он здесь, я пытаюсь перенять часть его силы, чтобы стоять прямо. Но всё, что я вижу, — это мальчика, хорошего и полноценного, и девочку, сломленную и слабую.
Я хочу быть им.
Я хочу этого.
Но это мои родители. И они ненавидят меня.
Думаю, я ненавижу себя больше.
— Лили, — говорит он, очень мягко. — У тебя будет паническая атака, если ты не замедлишь дыхание.
Будет? Разве это уже не паническая атака?
— Лили, — огрызается он. — Дыши. Медленно.
Я стараюсь слушать его и сосредоточиться на его груди, на том, как она поднимается и опускается в стабильном ритме. Когда мои легкие становятся менее напряженными, а дыхание выравнивается, мы оба поворачиваемся к команде адвокатов, которые задерживаются в коридоре. У них усталые глаза, и каждый из них держит стопки бумаг, которые они будут перебирать в течение следующих сорока восьми часов.
Главный адвокат, Артур, держит самую большую стопку.
— Нам нужно обсудить, что должно произойти в ближайшие недели.
Не знаю, что решили делать мои родители. Послать меня на реабилитацию? Отправить на самолёте в Швейцарию? Я должна сказать им, чтобы они шли к черту, но после столкновения с матерью я хочу только одного — всё исправить.
А это значит уступать всему, что они хотят. Всему, что им нужно. Я исправлю нанесенный мною ущерб.
Джонатан Хэйл делает шаг вперед, уже сжимая в руках хрустальный бокал с виски. Удивительно, но, как и мои родители, он не проронил ни слова во время нашего брифинга.
— Дальше я сам, Артур, — легко говорит он. — Думаю, что
Артур покачивается на ногах, не решаясь уйти.
— Тебе не нужно передавать информацию, — огрызается Джонатан. — Тебе нужно вернуть свою задницу в свой офис, сделать телефонные звонки и проверить все эти истории. Тебе пора идти. Сейчас же.
Они быстро расходятся, и Артур вручает Джонатану пару папок, прежде чем уйти. У меня в груди вспыхивает приступ зависти, и я боюсь, что завидую отцу Ло и хочу обменять своего на версию Джонатана Хэйла, больше всего желая, чтобы мой отец был более благосклонен.
Мир сошел с ума.
Джонатан смотрит на нас.
— Мы должны сделать это у меня дома. Здешний персонал действует мне на последние нервы.
Как по команде, один из садовников заходит в дом через заднюю дверь, а затем быстро уходит в другом направлении. Джонатан бормочет что-то, что звучит как нелепые ублюдки. Но я не могу быть уверена.
Чем дальше я буду от этого дома, тем лучше, даже если это означает, что нам снова придется проезжать через толпы съемочных групп. Мы с Ло забираемся в мою машину, и прежде чем он включает передачу, он поворачивается ко мне лицом.
— Я должен тебе кое-что сказать, и ты, наверное, разозлишься.
Я хмурюсь, не представляя, к чему это может привести. Я смотрю, как машина Джонатана выезжает из ворот, камеры мигают и щелкают, свет отражается от тонированных стекол.
— В чём дело? — спрашиваю я, мой голос звучит тише, чем мне нравится.
Он облизывает губы, на его лице появляется чувство вины. О нет.
— Это не первый раз, когда я вижу своего отца после реабилитации.
Правда омывает меня ледяной волной. Я вздрагиваю и киваю, давая себе полностью осмыслить сказанное им. Хорошо. Он солгал. Но он только что открылся, так что это должно что-то значить, верно? И все же, сколько бы я ни оправдывала его, я не могу справиться с нахлынувшей на меня печалью.
Я поднимаю ноги на сиденье и зарываю голову в колени, прячась от Ло, а не от папарацци.
— Лил, — говорит он, его рука нависла над моей головой, не решаясь прикоснуться ко мне. — Скажи что-нибудь.
Я не могу говорить, слова путаются, набухают в ямке на полпути к моему горлу. Ло выводит машину и проезжает мимо камер. Он рассказывает о своих разговорах с отцом и о том, как он пришел к нему специально, чтобы найти шантажиста и узнать больше о своей матери.
К тому времени, когда мы выезжаем на улицу, подальше от папарацци и фургонов с новостями, он уже закончил раскрывать все эти секреты.
После долгого напряженного молчания он спрашивает: — Ты злишься?
— Нет, — тихо отвечаю я, по моим щекам текут беззвучные слезы.
Я не поднимаю голову с колен. Мне просто грустно. Я должна была догадаться и отчитать его, как он меня. Он смог пройти курс реабилитации и вернуться немного сильнее, чем раньше. У меня этого не было. Когда он приехал обратно, я начала с самого начала, пытаясь понять, как справиться со своей зависимостью и с ним в одной комнате. И я просто осознаю, насколько он для меня опора, и как сильно я могла бы его подвести, если бы у него случился рецидив, и я не остановила его раньше.