Зависимы сейчас
Шрифт:
Он так и не вернулся. Следующие четыре часа я провела в коме мастурбации, пока не отключилась. Утром я нашла его спящим на кафельном полу ванной в обнимку с пустой бутылкой. Мы больше никогда не говорили об этом. Я похоронила воспоминания вместе со своими фантазиями, и я всегда считала, что он потерял это воспоминание в алкоголе.
44. Лорен Хэйл
.
— Не могу поверить, что вы, блядь, обручены, — говорит мне Райк.
Мы разминаемся у небольшого пруда кои(пруд для разведения карпов) на краю нашего участка, изо
— С точки зрения управления скандалом, брак — это очевидное решение, — говорит Коннор. Он растягивает свои квадрицепсы на земле.
— Да, потому что теперь люди будут думать, что Лили — неверная жена, а не просто изменяет своему парню из колледжа, — возражает Райк.
Коннор пристально смотрит на него.
— Общество считает, что брак показывает серьезные намерения, более крепкие узы, — он встает на ноги. — Не говоря уже о том, что сплетники пожирают хорошие любовные истории. А что может быть лучше, чем любовь, объединяющая сексуально зависимую и алкоголика?
— Разве ты не должен быть сейчас в Нью-Йорке? — огрызается Райк, отказываясь от борьбы. У каждого есть своё мнение по поводу помолвки, но для меня важно только мнение Лили. — Я думал, Роуз носиться сломя голову.
Все компании нашей семьи пострадали финансово из-за скандала, но в отличие от Fizzle and Hale Co., Calloway Couture — молодой бизнес, который уже стоял на шаткой почве. Удар опрокинул его. Мужская линия одежды, над которой она трудилась месяцами — та, для которой я недолго работал моделью, — пересматривается для Недели моды. Даже Коннор сказал, что вероятность того, что линия выживет, ничтожно мала. Поэтому её собираются снять с показа, два универмага только что отказались от неё, и ей пришлось отпустить своих ассистентов, включая Лили. Роуз не будет использовать свой трастовый фонд, чтобы платить своим сотрудникам, а она слишком быстро теряет деньги, чтобы оставить персонал.
— Она позвонила и сказала, чтобы я не приезжал, — признается Коннор. — Она не хочет, чтобы я мешал.
— Себастьян там? — спрашиваю я.
Я вижу, как этот ублюдок-интриган пытается нашептать на ухо Роуз свое ужасное мнение о Конноре. Поскольку её компания медленно идёт ко дну, она должно быть уязвима.
— Он помогал ей с линией. Уверен, он там. Почему ты спрашиваешь?
Я должен сказать Коннору, что Себастьян его недолюбливает, но он, вероятно, уже уловил эти сигналы. Я обязательно должен упомянуть, что Себастьян, скорее всего, замышляет способ вычеркнуть Коннора из жизни Роуз. Но Лили все еще нужны эти тесты.
— Просто, — говорю я, пожимая плечами.
Он долго смотрит на меня, не веря, но ничего не говорит. Мы начинаем идти обратно к дому, наши ботинки хрустят по камням на тропинке.
— Кстати, о девушках Кэллоуэй, — говорит Коннор, — я читал, что Дэйзи снимается для Vogue. Это правда?
После того как мы с Лили поговорили с адвокатами, Дэйзи снова отправилась погостить в родительский дом. Из-за скандала её модельная карьера пошла в гору. Журналы и фотографы выстраиваются в очередь, чтобы заказать её для пятистраничных полос, называя её «секс-символом»
Хуже того, её собственная мать заказала ей работу. Но не мне заступаться за Дэйзи. Я часто задаюсь вопросом, чье это дело. Поппи укрылась в своем маленьком доме в Филадельфии, пытаясь защитить свою трехлетнюю дочь от папарацци. У Роуз и так хватает хлопот с её линией одежды, а мы с Лили просто пытаемся держаться на плаву.
Так кто же защищает Дэйзи?
Ее родители точно не защищают.
— Не уверен, — признаюсь я. — Я давно с ней не разговаривал.
— Это правда, — говорит Райк. — Она говорит, что это сделано со вкусом или что-то в этом роде, — он качает головой, недовольный ситуацией. — Она была моделью высокой моды и в одночасье стала, блядь, супермоделью, и вместо того, чтобы укрывать её от СМИ, ее гребаная мать подталкивает её к этому. Кажется, я ненавижу эту женщину.
— Мы с тобой оба, — говорю я, — и с каких пор ты разговариваешь с Дэйзи?
Он бросает на меня взгляд.
— Не лезь ко мне с этим дерьмом, — огрызается он. — Ей нужен друг.
— Знаешь, я слышал об этом кризисе у шестнадцатилетних девочек, — говорит Коннор. — Должно быть, ей трудно найти подругу своего возраста.
Я улыбаюсь, а Райк хмурится.
— Отъебись, Коннор, — огрызается он. — Вы знаете, что делают все её друзья из подготовительной школы? Они постоянно спрашивают её, не является ли она тоже сексуально зависимой. Как будто это генетическое. Ей нужен кто-то, кто знает Лили, кто, блядь, понимает, что происходит.
— Значит, ей нужен ты, — говорю я, как будто он идиот.
Райк вскидывает руки и перестает идти.
— Ради всего, блять, святого, — восклицает он. — Я даю ей уроки скалолазания, а не вожу на свидание. Мы друзья. Извращенцы, которые пялятся на неё в журналах, могут забывать, что ей шестнадцать, но я не забуду.
Он начинает открывать свою бутылку с водой.
— Я также думал, что мы договорились, что ты не будешь меня доставать с этим. Мы заключили, гребаную сделку в Канкуне, помнишь?
Не хочу признавать это, но какая-то часть меня мучается чувством вины. Это я должен разговаривать с Дэйзи и быть ей другом, но я погряз в собственном дерьме. Если бы я был более хорошим человеком, я бы, наверное, поблагодарил Райка. Ей действительно нужно с кем-то поговорить, даже если этим кем-то должен быть мой вспыльчивый единокровный брат.
Когда мы снова начинаем идти, Райк заводит разговор, который, как я думал, мы прекратили в начале нашей пробежки.
— Может, тебе стоит открыть компанию по выведению людей из себя. Можешь назвать ее Ублюдки-Вы-Все.
Я знал, что не должен был говорить ему о том, что приму трастовый фонд или буду обязан создать компанию с нуля, словно я маленький ребенок, играющий с Лего. Райк категорически против всего, что заставляет меня контактировать с отцом. Он даже зашел так далеко, что предложил мне половину своего наследства.
Я поворачиваюсь, и он ударяется мне прямо в грудь, делает шаг назад и свирепо смотрит на меня.
— Что? Ты можешь всё высказывать, но сам слушать не хочешь?
— Я не возьму твои чертовы деньги, — усмехаюсь я. — Хватит об этом вспоминать.