Зависимы сейчас
Шрифт:
Слова льются потоком, прежде чем я успеваю остановиться и оценить каждое из них. Мне страшно, и если отец не видел этого раньше, то теперь видит. Я чувствую себя, как маленький ребенок, разрыдавшийся из-за хулигана в школе.
— Помедленнее, мать твою, — сурово говорит он. — Мы разберём это по частям.
Я повторяю все снова, неясно рассказывая о причастности Лили и даже вдаваясь в подробности о неизвестном номере и о том, как частный детектив Коннора отследил его до одноразового телефона.
Мой отец слушает довольно внимательно, и к
— Если только Лили не главарь наркокартеля, я очень сомневаюсь, что это что-то, из-за чего Fizzle окажется в финансовом кризисе. Ну правда, у таблоидов есть дела поважнее, чем сплетничать о наследниках и наследницах. Посмотри на себя, ты посещаешь реабилитационный центр, и даже не попал в The Enquirer.
Моя и её зависимость не пропорциональны. Ни в коем случае. Я — очередная зазубрина в истории о богатых детях, которые пристрастились к алкоголю или наркотикам. Лили, девушка, которая зависима от секса. Даже если это случается, люди не говорят об этом, но в этот раз будут.
— Допустим, люди сочтут её новостью, и не в хорошем смысле. Что тогда? Как ты думаешь, ты сможешь найти этого парня?
— Я мог бы попробовать, — говорит он, глаза горят интересом. — В чем дело?
И я просто выдыхаю.
— Она сексуально зависима.
Я наблюдаю, как он хмурится, а затем неверие быстро переходит в юмор. Он смеется так сильно, что его кулак подсознательно бьет по столу, перечница опрокидывается и звенит по железу. Наверное, трудно поверить, что девушка, которую он знает, застенчивая и немного неловкая, может иметь такую зависимость.
— Ты меня поймал. Это уж точно, — говорит он, откинувшись на стуле с ухмылкой.
Мое выражение лица не меняется. Я не могу смеяться с ним или шутить о проблеме Лили. Не тогда, когда я знаю, насколько это опасно. До того, как мы сошлись, я заставал её за просмотром сайта Craigslist(американский сайт объявлений) в поисках секса. Есть уровни сексуальной зависимости, которые пугают меня до смерти.
Отец наблюдает за моими непоколебимыми чертами лица, и его улыбка исчезает.
— Ты серьезно?
— Она зависима от секса. Она была такой с тех пор, как... не знаю, с тех пор, как лишилась девственности.
Я морщусь, никогда не желая говорить об этом с отцом.
Он потирает рот, соединяя все воедино.
— Оу... — его глаза увеличиваются. — Оу... блядь.
Он смотрит на мой контракт, как будто в секунду готов выхватить бумагу и поджечь её.
Я кладу контракт в карман, и его глаза поднимаются к моим.
— У нас сделка, — напоминаю я ему.
— Сексуальная зависимость — вы вообще уверены в этом? — спрашивает он. — Это серьезное обвинение, которое требует доказательств.
— Она ходит к секс-терапевту, —
— Была? В прошедшем времени?
— Мы работаем над этим.
Он издаёт низкий смешок, от которого у меня холодеют кости.
— Ты позволял своей девушке трахаться с другими мужчинами?
Он качает головой, и я практически слышу его мысли: это не может быть, мой сын-слабак. Он встает, чтобы налить себе ещё выпить. Обычно я не замечаю, как часто он наливает, но это, должно быть, уже третий или четвертый раз — количество, от которого большинство людей было бы уже в хлам. Но он функциональный алкоголик. Двадцать четыре на семь пьяный. Никто не может понять. Это видно по его жесткому взгляду, готовому в любой момент злобно оскалиться. Он просто плывёт на волне, край его жизни затерт наждачной бумагой.
И я знаю, что если бы я сделал один глоток, я был бы точно таким же. Может быть, все было бы не так плохо. Я не агрессивен, но иногда бываю враждебным. Могу сделать так, чтобы этого не произошло. Я буду спокоен.
У меня внезапно возникает желание поднять бокал и попросить спиртного. Мне будет плохо, напоминаю я себе. Это буквально единственный аргумент, который я могу сейчас придумать.
Я пытаюсь сосредоточиться на глазах отца, а не на стакане в его руке.
— Я не позволял ей ни с кем трахаться, когда мы были вместе. Мы начали встречаться только семь месяцев назад.
Я быстро объясняю про наши фальшивые отношения, проклиная себя за то, что все стало настолько сложным, что мне приходится раскрывать и это.
Мой отец ещё не сел.
— Ты вел себя так, будто вы вместе только для того, чтобы я не отправил тебя в военную академию?
— Да, — говорю я. — Ты был готов отправить меня, не так ли?
Я проебался и устроил вандализм в доме какого-то парня за то, что он приставал к Лили. Он послал ей по почте мертвого кролика после того, как его девушка узнала, что он трахал другую девушку, и он обвинил в этом Лили, хотя сам был ублюдком-изменником.
В ответ я облил его дверь свиной кровью. Это была одна из моих самых креативных работ. И я был чертовски пьян. Честно говоря, я почти ничего не помню об этом деле. Но я могу вспомнить всё, что было потом — как отец схватил меня за шею и кричал мне в лицо. Что ты получил от этого, Лорен? Тебе стало легче? Тебе нравится быть таким больным ублюдком?
Мой отец был готов выгнать меня из дома после того, как я запятнал его имя грязью. Я был дегенератом, плохим мальчиком, который перешел бы в другую школу только для того, чтобы поиздеваться над кем-нибудь. Меня отстранили от занятий. Я был глупым ребенком, который хотел заставить Лили чувствовать себя лучше — хотел изменить каждую ужасную, гребаную вещь. Но я просто не знал как.