Зависимы сейчас
Шрифт:
Я верю ему, хотя Райк, вероятно, сказал бы мне, что я не должен — что Джонатан Хэйл проводит часы в своем офисе, потому что он несчастен и одинок и ему нравится все богатство, которое он может позволить себе купить.
К этому чеку также прилагается условие. Я буду ему чем-то обязан. Именно поэтому он в первую очередь забрал мой трастовый фонд. Он не просто хочет, чтобы я снова поступил в колледж. Он хочет иметь власть над моей жизнью, чтобы указывать мне, что делать, чтобы сделать из меня сына, о котором он всегда мечтал. Но я просто большое, гребанное разочарование.
—
Он вздыхает и закрывает чековую книжку. Он наливает еще один стакан.
— Тогда для чего?
Он заинтригован больше, чем показывает. Любопытство мелькает в его темных глазах.
Я перевожу дыхание, глядя на перевёрнутый пустой стакан передо мной. Выпивка помогла бы, но я должен сделать это сам.
— Мне нужно её имя.
— Чьё?
В его голосе слышны нотки, говорящие о том, что он прекрасно знает, о ком я говорю.
— Моей настоящей матери.
Женщины, с которой у него был роман. Причины, по которой он разошелся с Сарой Хэйл, мамой Райка.
— Она не хочет тебя видеть, — холодно говорит он.
— И я тебе не верю.
Он сдержанно смеется и стучит зажигалкой по столу, коробка с сигарами лежит неподалеку.
— Я знал, что ты захочешь получить ответы. Где она жила, как выглядела, но они только расстроят тебя. А я не хотел видеть, как исказится твое лицо.
— О чем ты говоришь?
— Она не хотела тебя, Лорен. Я говорю тебе, чтобы ты не тратил свое, гребанное время.
Как я могу верить ему после всех этих лет лжи? Но какая-то часть меня воспринимает эту информацию как правду.
— А вот и оно.
Он подносит стакан к губам. Я понимаю, что мое лицо исказилось от множества эмоций. Обида — самая сильная из них.
— Ты ошибаешься, — говорю я себе под нос, чтобы снова стать таким же жестким и холодным, как он. — Я хочу знать её имя. После всех этих лет, когда ты говорил мне, что Сара — моя мать, я, хотя бы, заслуживаю того, чтобы иметь хоть какое-то подобие, чёртовой правды.
Он резко закатывает глаза и, к моему удивлению, отрывает чек и переворачивает его. Я смотрю, как он черкает что-то на бумаге, а потом протягивает её мне.
— Не я здесь плохой парень, — говорит он. — Я просто защищаю тебя от еще большей боли. Вот и все.
Я смотрю на чек.
Эмили Мур.
— Ты любил её?
Нет, где она? Или, почему она отказалась от меня? Я вынужден был задать самый глупый, бессмысленный вопрос — потому что мой отец не верит в любовь.
— Все пятнадцать минут, конечно, — сухо говорит он. — Теперь у тебя есть то, что ты хочешь, можем ли мы двигаться дальше от всего этого дерьма?
Он хочет вернуться к тому, как всё было, но я даже не уверен, что это возможно.
— Мне нужно кое-что ещё, — говорю я ему, убирая чек в карман. — И это требует осторожности.
Он криво усмехается и встает, чтобы наполнить свой стакан.
— Почему я не
Я игнорирую.
— Это не совсем про меня. Это связано с Лили.
Он садится обратно, обхватывая рукой полный стакан виски. Я стараюсь не заострять на этом внимание.
— Я играю в гольф и обедаю с Грэгом через день, так неужели это тот тип осторожности, который требует, чтобы я лгал её отцу?
О, да.
— Это погубит Кэллоуэев.
Мой отец выпрямляется, его черты лица становятся жесткими. Он на самом деле немного похож на Райка.
— Что, блядь, происходит?
— Ты должен пообещать, и я хочу, чтобы это было в письменном виде.
Он смотрит на меня.
— Не будь маленьким засранцем.
Я огрызаюсь.
— Я не маленький засранец. Ты говоришь, что сделал всё это... — я оглядываюсь вокруг себя — ...ложь о моем брате и моей настоящей, чёрт возьми, матери, потому что ты пытался защитить меня. Так что пойми, что я пытаюсь защитить девушку, которую люблю. И я сделаю всё, чтобы добиться этого. Поэтому если ты не подпишешь что-то, что говорит о том, что ты не откроешь свой чертов рот, я ухожу.
Я встаю, моя грудь поднимается и опускается от внезапного гнева.
— Сядь, чёрт возьми, на место.
Я не сажусь.
— Сядь, — усмехается отец. — Я схожу за листом бумаги. Не думаю, что смогу написать контракт на обратной стороне чека.
Я опускаюсь на стул и смотрю, как отец покидает внутренний дворик, бормоча ругательства под нос. Но я победил. На этот раз.
В итоге он набирает текст на своем ноутбуке. Через час мы составили и подписали контракт, согласно которому он не имеет права ни прямо, ни косвенно сообщать что-либо Кэллоуэям. Если он это сделает, он потеряет компанию Hale Co. в пользу Райка. Сначала мы договорились, что я приобрету компанию, но он выглядел слишком довольным от мысли, что я унаследую его бизнес. Теперь его губы изгибаются от напряжения при одной мысли о том, что его ребенок, который его презирает, может получить его наследство. По крайней мере, я знаю, что он любит меня больше, но на самом деле это не слишком высокое достижение.
У моего отца уже новый стакан виски, и мы снова сидим на террасе. Его контракт в его кабинете, мой — на столе.
— Итак, что же такого серьезного, что я не могу рассказать даже своему лучшему другу? — спрашивает он.
— Когда я вернулся из реабилитационного центра, мне пришло сообщение с неизвестного номера, — говорю я ему. — Он сказал, что ненавидит меня, и в основном угрожал раскрыть секрет Лили из мести. Так что я не думаю, что он шантажирует нас. Он не просит денег, но однажды упомянул об этом. Он сказал, что ему могут много заплатить таблоиды, если он раскроет секрет Лили.