Зависимы сейчас
Шрифт:
Ох. Блядь.
Я гримасничаю, не в силах взглянуть на диван из кухни. Но через арку я представляю себе подушки на полу и одну из подушек, опасно свисающую через край. В общем, я оставил в комнате катастрофу с Лили, запутанную в одеяло. Посторонний человек решил бы, что мы трахались на диване, хотя я был достаточно предусмотрителен, чтобы переложить её на ковер.
— Здесь две гостевые комнаты, — говорю я. — Почему на диване?
— Он не хотел поднимать шум после своего ухода, — говорит Роуз.
Ее невротическая натура должна была бы переставить
Коннор входит в дверь, через плечо у него перекинута небольшая сумка, а рука занята написанием сообщения на телефоне.
Когда он поднимает голову, его глаза встречаются с моими, затем опускаются вниз по моему почти обнаженному телу, останавливаются на моем одеяле, а затем снова поднимаются вверх.
— Привет, красавица, — говорю я с ухмылкой.
Он едва заметно моргает.
— Брюки изобрели в этом веке.
Он проходит дальше на кухню, чтобы слегка поцеловать Роуз в щеку. Должно быть, он приплюсовал тот факт, что на мне плед из гостиной, потому что он говорит: — Я думал, вам запрещено заниматься публичным сексом.
Конечно, Роуз рассказала ему о списке. Она пойдет на все, чтобы убедиться, что Лили не сбивается с пути в своем выздоровлении.
— Здесь никого не было. Мне это показалось достаточно приватным.
Я не могу прочитать спокойное выражение лица Коннора, но он смотрит на Роуз. Она качает головой, как будто точно знает, что он собирается сказать.
— Я говорил тебе, что ты должна была уточнить для них, — говорит ей Коннор.
— Я говорил тебе? Тебе что, годик? — Роуз огрызается, но она просто злится, что была неправа, а он оказался прав.
— Большинство годовалых детей едва могут говорить, не говоря уже о том, чтобы произносить целые идиомы по типу Я же тебе говорил.
Она выглядит так, будто хочет дать ему пощечину.
— Почему мы встречаемся?
— Потому что я пригласил тебя на свидание, и ты согласилась, — говорит он ей с задорной улыбкой. — И ты безумно влюблена в меня.
— Я никогда такого не говорила.
Он отвечает по-французски, и я даже не могу разобрать слов.
Она шлепает его по руке, и он шепчет ей на ухо ещё глубже, его рука обвивается вокруг её талии, когда он притягивает ее к своей груди. Не думаю, что когда-либо видел Роуз такой раскрасневшейся.
Она кладет руку на его черную рубашку, чтобы убедиться, что между ними есть пространство. Он целует её в макушку и продолжает обнимать, но поворачивается ко мне.
— Значит, диван не свободен.
Его взгляд падает на Розу, ожидая, что она предложит другое решение. Типа её кровати, но она затвердела до состояния камня.
Она не готова на сто процентов разделить постель с парнем, и это не плохо. Я горжусь тем, что вывожу Роуз из себя, но вызывать у нее такой страх — даже непреднамеренно — заставляет
Роуз говорит: — Комната для гостей на цокольном этаже свободна. На днях я постелила там чистое постельное белье.
Коннор кивает, принимая предложение, но если он и разочарован, я не могу этого сказать.
Я оставляю Коннора и Роуз тихо разговаривать между собой, а сам осторожно поднимаю Лили на руки. Я успешно переношу её обратно в кровать, не разбудив. Она вздыхает и мирно спит, когда я кладу её на матрас и натягиваю на неё плед.
— Ло, — говорит она сонным голосом и переворачивается на подушку, крепко обнимая её.
Никогда еще я так не ревновал к чертовой подушке.
Но я позволяю себе улыбнуться.
Год назад это был бы другой мужчина в её объятиях.
Ох, как далеко мы продвинулись.
21. Лорен Хэйл
.
Мы договорились не попадать в стрессовые ситуации. Например, как воскресный ланч с родителями Лили. Как любое общение с моим отцом.
Сегодня я нарушаю эту сделку.
Лили занята с Себастьяном, притворяясь, что занимается с репетитором. Я сказал ей, что собираюсь позаниматься с Райком в спортзале Пенна, но когда я еду в Филадельфию, я сворачиваю в Вилланову. Некоторые дома имеют акры и акры подстриженных газонов, декоративные фонтаны, хлещущими на переднем дворе, и сверкающие Lamborghini, припаркованные на подъездной дорожке — это место больше подходит для Беверли-Хиллз, чем для пригорода Филадельфии. Мои нервы рикошетят с каждым километром дороги.
До разговора с Коннором вчера вечером я не собирался встречаться с отцом. Но я спросил его о вероятности найти шантажиста до утечки информации. Он сказал мне, что шансы у меня такие же, как у солнца, взорваться менее чем через миллиард лет. Я посмотрел, и оказалось, что солнце не взорвется еще четыре-пять миллиардов лет, так что, говоря словами Коннора Кобальта, я в дерьме.
Затем телефон Лили завибрировал на тумбочке. Она была в душе, поэтому я взял его. С неизвестного номера пришло сообщение. В голове стучало слово. Шлюха. Как будто кто-то ударил меня по ребрам, и перед тем, как зайти в ванную, чтобы поговорить с ней, у меня возник внезапный порыв проверить другие её сообщения.
Семьдесят пять штук.
Именно столько раз она получала сообщения с оскорблениями — одни красочнее других. Я не расстроился, что она не рассказала мне о них. Но теперь она не может расстраиваться, что я разговариваю с отцом. Это уже зашло слишком далеко. И у меня нет вариантов. У моего отца в мизинце правой руки больше силы, чем у меня во всем теле. И если это то, что нужно, чтобы обеспечить безопасность Лили, то так тому и быть.
Я проезжаю ворота и паркую машину на круговой подъездной дорожке. Мне требуется мгновение, чтобы набраться храбрости и позвонить в дверь. Я слышу звон, который разносится по всему дому.