Завод 2: назад в СССР
Шрифт:
Это я и постарался Кире подробно объяснить и донести так, чтобы было доходчиво и понятно. Она напряженно зажевала губу и уставилась на меня. А потом набрала полную грудь воздуха и на выдохе заговорила. Объяснила, что начальник сначала сказал, будто временно переведёт Шевченко на должность уборщицы. Позже, когда шум в цеху уляжется, всё встанет на свои места — Киру якобы вернут на прежнюю рабочую должность. Ну а пока начальник принял это временное решение, чтобы не разводить волокиту в отделе кадров.
— И сколько уже длится это «а пока»? — поинтересовался
— Почти год, — призналась Кира.
— А ты получаешь эти деньги?
На самом деле именно это был самый принципиальный вопрос. Если выяснится, что Кира всё это время получает деньги и спокойненько кладёт их себе в карман, то тогда вопросов будет избежать сложно.
— Сначала получала, я ведь думала, что все взаправду, и вот эта история с уборщицей закончится через месяц, — Шевченко пожала плечами. — Но ни через месяц, ни через два ничего не поменялось. Я продолжаю получать эти деньги до сих пор. Но… не трачу, я не хочу пользоваться тем, чего не заработала! Я их у мамы прячу, она живёт тут неподалёку, на Западном.
— Правильное решение, — я поднялся с кровати, потягиваясь.
Мне и самому стало теперь легко.
— Знаю, Егор, — улыбнулась Шевченко. — Я много раз просила его наконец-таки меня уволить!
— Не хочет? — я отпил остывший чай, все равно вкусный.
— Говорит, что если и будет увольнять, то сделает это по статье, но не по собственному желанию. А ты сам понимаешь, что это такое — если меня по статье уволят, то устроиться на нормальное место уже не получится.
Вот такая история, прошла любовь — завяли помидоры… одни угрозы остались. Бесспорно, может, какая-то страсть к Кире у начальника действительно была. Но, судя по его действиям, сам-то Климент очень хорошо отделял мух от котлет. Чувства к чувствам, деньги к деньгам.
— Я так понимаю, он всё-таки согласился подписать твоё заявление? — я припомнил, что Кира говорила о сегодняшнем рабочем дне как о последнем.
— Не-а, ничего он не подписал, пытался помириться. Что из этого вышло, ты сам видел, — объяснила девчонка. — Сегодня перед подъездом он начал угрожать мне, что все расскажет куда следует, если я и дальше буду ему отказывать. Ты понимаешь, в чем…
М-да, вляпалась девчонка. А Климент у нас, оказывается, ещё тот шантажист. Насел девчонке на голову и думал, свесив ноги, проехаться.
— Сама жаловаться не пыталась? Тоже куда следует.
Я серьёзно на неё посмотрел. Та неуверенно пожала тонкими плечиками
— Ну я понимаю, что у Климента гораздо больше знакомств… сегодня он вообще потребовал у меня вернуть все переплаченные деньги.
— Не дрейфь, прорвемся, — я встал с кровати и надел рубашку. — Можно я одолжу у тебя вот этот зарплатный квиток?
Вида, как напряглась Шевченко, я тут же добавил, чтобы она не беспокоилась — мол, её саму это никак не затронет. Она заколебалась, но разрешила. Я сунул квиток в карман.
— Попробуем сделать так, чтобы он всё-таки твоё заявление подписал. Тебе с твоим талантом надо не в уборщицах сидеть, а советское производство развивать.
Но радоваться
— У меня точно не будет никаких проблем?
— Не думаю. Единственный, у кого будут проблемы — это твой несостоявшийся любовник. Только деньги не трать и ничего с ними не делай, ладно?
Она закивала, я поцеловал её в губы и направился к выходу. Насчёт денег у меня были некоторые мысли, но пока не окончательно оформившиеся. Всё-таки вопрос сложный, надо обдумать, а не решать сгоряча.
— Номер телефона возьмёшь? — пока я обувался, Кира нашла какой-то огрызок бумаги и записала на нём свой домашний телефон.
— Возьму, — я был не прочь встретиться ещё раз. — Встретимся.
— Ну все тогда, пока, Егор, рада, что мы познакомились.
Я спустился по лестнице и, выйдя из подъезда пятиэтажки, обнаружил, что товарища начальника никто до сих пор не выпустил. Его чёрная «Волга» осталась стоять на том же самом месте, а из замка багажника по-прежнему торчали ключи. Не повезло ему, сколько здесь уже торчит? Часа два? Надеюсь, этого времени Клименту хватило для того, чтобы подумать над своим поведением.
Я подошел к «Волге», провернул ключ в замке и открыл багажник. Начальник был в сознании, хотя, когда крышка багажника поднялась, вздрогнул от неожиданности и посмотрел на меня выпученными глазами.
— Остыл? — я вскинул бровь.
— Удавлю паскуду! — зарычал начальник, протягивая ко мне руки, как ожившее чудище Франкенштейна.
— Понятно, ничего, ещё остынешь, до утра уж точно время есть.
С этими словами я показал, что собираюсь захлопнуть багажник и оставить Климента куковать в собственной «Волге» вместо чемодана на всю ночь.
— Погоди, погоди, я все понял! — завыл он раненым зверем.
— А я думал, непонятливый. Ну, как говорится, и тебя вылечим — вылезай.
Я прекрасно понимал, что это просто слова, и начальник вряд ли образумился, но всё-таки оставлять Климента в закрытом багажнике до утра было, скажем так, немного неосмотрительно. Ещё не хватало, чтобы его инфаркт хватил — с нервами у него точно не всё в порядке.
— У тебя есть ровно минута, чтобы вылезти из багажника, сесть в машину и ударить по газам, фирштейн?
— Хорошо, хорошо, — совершенно по-идиотски закивал он.
Климент кое-как вылез из багажника, едва не распластавшись по асфальту второпях, бросился к водительской двери «Волги», сел за руль и сделал движение, чтобы сунуть ключи в замок зажигания. Но спохватился — ключи-то торчали из замка багажника, он их попросту забыл.
Чтобы мужичок лишний раз не утруждался, я сам вытащил ключи и бросил ему на колени.
— Хорошего пути.
Начальник дрожащими руками завёл автомобиль, тот дёрнулся, заглох, завёлся снова. И всё-таки Климент тронулся, кое-как развернулся, чтобы выехать из двора, едва не задел вазон с цветами. Я предусмотрительно встал на бордюр, мало ли, ещё на ногу наедет. Чёрная «Волга» поползла по асфальту к выезду со двора. Но поравнявшись со мной, Климент остановился и зашипел, давясь слюной: