Заводная ракета
Шрифт:
«Ты в порядке?»
Ялда испуганно повернулась; на фоне одной из темных комнат, выходящих в коридор, появилась чья-то фигура. Голос прозвучал где-то рядом, но в темноте Ялда смогла разглядеть лишь смутные очертания.
«Я измеряла спектры растений», — объяснила женщина. Этим лучше заниматься ночью, без лампы — так проще наблюдать люминесценцию растений. — «Меня зовут Туллия».
«А меня Ялда. Рада познакомиться». Ялда не смогла скрыть отчаяния в своем голосе, но великодушие Туллии опередило ее слова. «А почему ты меня спросила —?»
«Я догадалась, что над тобой поработал Людо», — призналась Туллия. Ее очертания становились
Ялда постаралась приглушить свой ответ, чтобы эхо не донесло его до кабинета самого Людовико. «Для человека его возраста он на удивление гибок», — заметила она.
«Гибкость — это не то качество, которое у меня ассоциируется с Людачком», — ответила Туллия. — «Мне кажется, что его тимпан торчит там уже дюжину лет. Дай-ка я заберу свои вещи».
Туллия вернулась в мастерскую, а потом они вдвоем ушли в ночь. Когда они пересекли освещенный звездами двор, она сказала: «Я смотрю, он дал тебе свой любимый материла для чтения».
«В ближайшие две череды мне нужно написать о нем эссе», — пожаловалась Ялда.
«А, Меконио!» — сардонически чирикнула Туллия. — «Он доказал, что можно исписать пять гроссов страниц наукообразными утверждениями о природе вещей, не потрудившись проверить хотя бы одно из них. А вообще, не бери в голову, это эссе нам всем приходилось писать. Я дам тебе старый вариант — с кое-какими поправками, чтобы была видна разница».
Ялда не знала, благодарить ли ей Туллию, или возмущаться. «Ты правда это сделаешь?»
«Конечно. А почему бы и нет?» Туллия ее дразнила; она почувствовал в голосе Ялды нотки недовольства. «Я же не предлагаю тебе смухлевать на каком-то серьезном экзамене; ты просто потакаешь распущенности нашего Бредовика. В общем… восьмеруй его при любой возможности, таков мой принцип. А зачем, кстати, ты к нему ходила?»
Ялда рассказала ей о своем проекте по измерению длин волн и скоростей.
«Довольно элегантная идея», — сообщила ей Туллия. — «Но жить на вершине горы тяжело; напомни, чтобы я дала тебе кое-какие советы, перед тем, как уедешь. Там легко перегреться».
«А ты уже бывала в обсерватории?»
«Шесть раз».
Ялда была поражена — и не только физической выносливостью этой женщины. «Над чем работаешь?»
«Я ищу инопланетные формы жизни». Туллия сообщила о своем амбициозном начинании таким тоном, будто речь шла о какой-нибудь прозаичной работе вроде поиска сорняков на пшеничном поле.
«Ты думаешь, что в спектрах можно увидеть их признаки?» Ялда относилась к этому скептически, хотя сама идея была занятной.
«Конечно», — ответила Туллия. — «Если бы кто-то взглянул на наш мир издалека, он бы увидел световой шлейф, совершенно непохожий на шлейф звезды. Растения создают самые разные цвета, но их оттенки дискретны. Когда горит камень, топливо само по себе излучает свет вполне определенного оттенка при том, что раскаленный газ имеет непрерывный спектр».
«Но откуда нам знать, как будут выглядеть растения других миров?»
«Их фотохимия может отличаться в деталях», — согласилась Туллия, — «но я все-таки уверена,
Ялда так увлеклась разговором, что почти не заметила, как они вышли за территорию студгородка. Она осмотрелась, пытаясь понять, где находится.
Туллия сказала: «Я собираюсь встретиться с подругами в южном квартале. Если хочешь, можешь к нам присоединиться».
«Ты уверена?»
«Абсолютно».
Они свернули на проспект, который вел к югу в сторону Большого моста. Ялда любила вечера в Зевгме; проливаясь из окон ресторанов и квартир, свет отражался от булыжников, но на небе, тем не менее, были отчетливо видны звезды. Семьи и парочки гуляли, погруженные в свои заботы, и никто дважды не обращал внимания на ее грузную фигуру. Если бы она не встретила Туллию, то сейчас бы бродила по городу в полном одиночестве, дожидаясь, пока красоты местных улиц и неба не пересилят тот гнев, который вызвала в ней снисходительная диатриба Людовико. Сделав карман, она спрятала в нем трактат Меконио. Ялду посетила запоздалая мысль, что нести томик в руках не стоило — если бы она потеряла книгу, то ее не спасла бы даже самая заискивающая похвала в адрес гениального автора.
Они сделали остановку посередине Большого моста, чтобы заглянуть в черноту расселины, поделившей город на две части. Несколько веков тому назад в этой земле находились богатые залежи огневита; центрами первых поселений стали неглубокие шахты. Позднее была построена сложная система туннелей, уходивших вглубь породы. Но в начале одиннадцатого века произошла авария, из-за которой загорелось все месторождение огневита. Половина города была уничтожена, а все топливо сгорело без остатка. Осталась только иззубренная пропасть, геохимическая карта наоборот, которая язвительно напоминала: все это могло быть вашим, а теперь вы остались ни с чем.
«Я считаю, что в начале каждый мир, скорее всего, состоял примерно из одной и той же смеси минералов», — сказала Туллия. — «Возможно, все они составляли единый первородный мир, много эонов тому назад. Но мне кажется, что у любого мира, независимо от его происхождения, есть три пути развития: либо он остается темным, как Гемма и Геммо; либо загорается, как наше Солнце или звезды; либо на нем возникает жизнь, которая осуществляет те же самые химические процессы в более контролируемой среде».
Ялда всмотрелась в дыру, оставшуюся после Великого пожара. «Это место наводит на мысль, что три варианта не обязательно исключают друг друга».
«Это правда», — согласилась Туллия. — «Насколько нам известно, этот принцип может оказаться верным в масштабах всего космоса. Возможно, звезды не просто вспыхнули и начали светиться; возможно, что когда-то они были покрыты растениями, которые ради удовлетворения своих потребностей стали вырабатывать слишком много энергии. Ведь пока что все известные нам либераторы — это экстракты растений. Вполне вероятно, что рано или поздно то же самое произойдет и здесь — либо это сделают растения, либо почетное право достанется химическому факультету».