Завоеватель
Шрифт:
— Я согласна с тобой, тысяцкий Лис. Так тому и быть! — провозгласила Мария. — Но сперва строить нужно в камне, кирпич есть. Знаю, что это долго, что и мастеровых мало тех, кто умеет так строить. Тогда нужно послать вестовых в Суздаль, временно привлечь строителей монастыря.
— Что боярыня делать с теми, чьи запасы еды и вещи прогорели? — спросил один из старших людей.
Мария посмотрела на него сперва с неудовольствием. Она подумала, что сейчас ее пытаются обмануть, чтобы заполучить дополнительные блага. Но, вспомнив, что этот старший жил и работал
— Воеводские запасы будут распределяться по мере надобности, — сказала Мария, посмотрела на Лиса, Гаруна и продолжила. — План восстановления города мне предоставить уже завтра. Каждый старший посчитает ущерб и предоставит мне для сверки.
Все согласились, также перед этим вбросив взгляд в сторону командиров Братства. Выскажи кто из военных командиров против, и распоряжения Марии не стали бы выполнять.
— Теперь нужно обсудить иное, так же немаловажное, — сказала Мария и крикнула. — Приведите!
Старшие люди города переглянулись, Гарун также удивился, хотя уже почти и не думал о том, что происходит, липким взглядом рассматривая Марию. А вот Лис оказался в курсе происходящего, так как именно с ним первоначально говорил один из пленников, как выяснилось, занимавший очень высокое положение в иерархии эрзя.
— Я говорю на русском наречии, меня учили, — сказал при входе в приемную палату Дуболга.
Это был рослый молодой мужчина с густой рыжеватой бородой и слегка раскосыми, между тем, голубыми глазами. Он держался гордо, было видно, что мужчину не сломали побои. А его били, может, не так, как тех эрзя, которых узнавали жертвы, прежде всего, девицы, изнасилованныеими.
— Почему мы должны тебя слушать? — сотник Гарун задал вопрос, изнурявший большинство собравшихся.
— Потому, что я хочу принести клятву вашему великому князю, — отвечал Дуболга.
Многие мужи посмотрели вопрошающими взглядами в сторону Марии.
— По Сеньке ли шапка, боярыня заниматься такими делами, решать кому присягать великому князю? — спросил Гарун.
— А ты, сотник, посчитал, что я собрала вас решать вопросы устройства всей Руси? Такие решения и мой муж не примет, если только часть племени эрзя не захочет войти в Братство, — сказала Мария.
В ее тоне явно прослеживалось ерничество и пренебрежение. Ну, не нравился ей Гарун, и все тут. Сотник, который и стал таковым лишь потому, что оставался на землях Братства в то время, когда многие достойные мужи отправились на войну, он был оставлен в Воеводино. А еще… многие женщины такое чувствуют, — Гарун вожделел Марию-Тесу. Когда сотник смотрел на жену воеводы, у него желваки начинали трястись, и Мария чувствовала себя более, чем неуютно. Вот сейчас ей даже хотелось вымыть руки и лицо, до того казался липким и грязным взгляд Гаруна.
Мария признавала, что Гарун был нужен и полезен в сложившихся условиях, но как же она благодарна Лису, который смог несколько оттенить, начинавшего зазнаваться Гаруна.
— Не тебе, баб… боярыня, даже слушать этого
Гаруну так не понравился тон Марии, он так хотел ее наказать, а потом еще вот так и по-другому, чтобы знала баба, какой он, настоящий муж. Далеко была плеть Гаруна, которой он себя истязал во время подобных наплывов желаний обладать женщиной. Считая себя монахом-черноризцем, пусть пострига и не приняв, Гарун запрещал себе даже думать о женитьбе. Запрещал… а оно как-то само постоянно думалось. Нет, не о женитьбе, а о том, для чего люди венчаются, чтобы после предаваться греху.
— Встань! И поди проверь все посты! — прозвучал приказ Гаруну от Лиса, старшего по званию.
Гарун со звериной ненавистью посмотрел на тысяцкого. Потом с таким же взглядом обезумившего фанатика… нет, уже маньяка, сотник мысленно раздел, овладел Марией и убил ее в своих мыслях.
— Ты слышал приказ? — спросил Лис, привставая, непрозрачно намекая, что готов обнажить свой клинок, держась за эфес сабли.
— Да, тысяцкий, я исполню твой приказ, — сказал Гарун, резко встал и, не отдав должное уважение ни хозяйке, ни остальным людям, ушел.
Наступила неловкая пауза. Такое поведение ратного мужа, который принимал деятельное участие в обороне и в возвращении Воеводино под контроль, вызвало шок у собравшихся. Это же чуть ли не плевок в сторону жены воеводы.
— Муж мой, наш воевода, Владислав Богоярович, приговаривал: «Кошка с дому, мыши в пляс». Но все здесь присутствующие должны понимать, что кот с острыми когтями вернется, и вот когда воевода окажется дома, как бы мышам не пришлось туго, — сказала Мария и обратилась к пленнику. — Я недовольна тем, что ты видел это непотребство. Но Я буду принимать решение. И оно такое…
Мария встала из-за стола, извлекла нож со своего ремня, который не снимала с самого начала набега эрзя, подошла к Дуболгу.
— Иди к своему главе рода. Братство тебя не примет, потому как ты не хочешь принимать веру православную. Но эрзя, как и мокша, вы можете стать вассалами великого князя. Отправляйся к нему, он у града Булгар должен стоять. А еще… предупреди свой род, чтобы они прятались и просились переждать на землях Рязани. Будет разорение вашим землям уже скоро. Поспешите к великому князю. И выход Братству положите конями, — сказала Мария и перерезала путы на руках воина. —
— Ах, — пронеслись под потолочными сводами возгласы удивления.
— Не устрашилась, — излишне громко заметил один из старших людей города.
Действительно, эрзя сейчас мог скрутить Марию, взять ее в качестве заложницы и требовать не только своего освобождения, но и других своих соплеменников. Но Дуболга поступил иначе: он поклонился Марии.
— Ступай! — повелела женщина, после посмотрела на всех собравшихся. — И вы уходите. Работайте и делайте все, чтобы не пришлось ваши семьи переселять в чистое поле за Камень-Урал.