Завоеватель
Шрифт:
А что еще мог ответить посол? Он испугался, увидев, насколько были бесполезны обстрелы русских ратников из луков половецких? Если признаться и высказать свои мысли по этому поводу, то можно заканчивать свою посольскую миссию и прямо здесь и сейчас произнести клятву верности русскому великому князю.
— Великий князь, битва только началась, — дипломатично ответил Курята.
Князь, мазнув взглядом на то, как изготавливаются к конной сшибке русские ратники, а самострельщики спешат покинуть строй тяжелой конницы, порой, виляя между конями, словно в лабиринте, встал. Изяслав Мстиславович повернулся
— А зачем мне ты, твой хан, когда война закончится? Мне сейчас нужно, чтобы все мои податные князья и ханы воевали рядом. Вот тебе мое слово: если хан Башкорт не решится выступить на моей стороне в ближайшее время, самое ближайшее, то Орды хана Башкорта больше не будет. Я заберу ваших детей и воспитаю их истинными христианами и великими воинами, а о вас никто не вспомнит, — припечатал великий хан. — Теперь ты должен спешить к своему хану. Если нужен второй добрый конь, тебе его дадут.
Курята поклонился великому князю, причем, в этот раз несколько глубже, чем при встрече, и устремился прочь. А Изяслав Мстиславович вновь расположился на троне и стал смотреть, как набирали скорость русские ратники. До этого практически везде были сложены секции частокола.
Места для разгона особо не было. Лишь шагов до восьмидесяти разделяли фарисов и гридней. Однако, вражеские конные были столь дезорганизованы, сгруженные в толпу, что упускать возможность ударить по ним нельзя, пусть даже этот удар будет смазанным.
Не случилось тарана, не произошло быстрого уничтожениявражеских конных, но сразу же, в очередной раз, доказала себя непреложная истина: в бою побеждает не тот, кто индивидуально силен, а тот, кто организован в коллективе. Русские ратники оказались более организованными, потому у них выходило бить фарисов споро и быстро. Те огрызались, и Русь лишалась своих лучших сыновей, но Булгария теряла куда больше.
Кроме того, разделившись на группы по пять воинов, возле конной свалки, но за частоколом, сновали самострельщики. Они высматривали цель и выбивали замешкавшегося врага, который неосмотрительно оказался на краю схватки.
— Труби рог на отступление! — приказал великий князь.
У него была такая возможность — влиять на сражение. Пусть Изяслав и отдал почти все управление войском на откуп Димитру, чтобы посмотреть на все тактические новинки, внедренные воеводой, но все равно верховнымглавнокомандующим был великий князь.
Изяслав увидел, с высокого холма это было отчетливо понятно, что русские ратники могут попасть в клещи. Гридни сильно вклинились в построение фарисов, между тем, рядом была уже первая линия городских укреплений. Эти фортеции просто конницей, с наскока, не взять. Между тем, приходили в движение другие отряды булгар, также из города выходили конные сотни, как бы не личной гвардии куввада Бараджа.
Мало того, трава пусть и прогорела, но вокруг от огня было много дыма, который не способствует организации войска, что является сейчас главным преимуществом русского воинства. От угарного газа многие фарисы получили отправления, что так же повлияло на потери врага. Но теперь все то негативное, что было у врага, начинает дурно влиять и на русичей. Если случится так, что гридни
При таких раскладах нужно либо ввязываться в сражение всем войском, причем, на очень ограниченном пространстве, либо отойти на исходные. При этом, князь видел возможность еще раз запустить камни и огонь.
— Все правильно! — прокомментировал действия своего войска Изяслав. — Молодец Глеб Ростиславович, добре командовал тяжелыми конными.
Гридни отступали, фарисы были разбиты и частью уходили под самые городские стены, чтобы иметь прикрытие в виде лучников. Соотношение потерь у русских к булгарским составило более, чем один к десяти. Это было уже очевидным, когда небольшое пространство между русским войском и городом Булгар осталось без воинов… живых и невредимых. Убитых же было очень много.
Русичи последовали приказу, отступали на прежние позиции, но они имели возможность забрать своих раненных, а некоторые так умудрились и булгарских коней вывести. И, как только русские покинули место, вновь ударили пороки. В этот раз камни летели чуть дальше, метров на шестьдесят, так что накрывали практически все пространство до крепостных стен. Оказалось, что почти все булгарское войско находится под ударом.
— Вот же, Ящер меня побери, прости Господи! — ругался Димитр. — Столько возможностей упускаем!
Он толкнул в сердцах кого-то рядом стоящего с ним. Это оказался вестовой, готовый в любой момент отправиться с поручением.
— Не путайся под ногами! — выкрикнул воевода Димитр.
Полководец понимал, что сейчас, наверняка, ненадолгосложилась такая ситуация, когда противнику можно было нанести еще более существенный урон. Тридцать, нет, пятьдесят пороков уменьшили бы число булгарских воинов на несколько тысяч. Скопление воинов Булгарии так и напрашивалось на сотни камней и десятки горшков с горючей смесью. Правда, последних было всего двадцать три. Но камней же предостаточно!
Уже отправлен росмысл строить новые катапульты, но они обещаны не ранее, чем через неделю. И то, число, по словам мастера, не будет превышать пятнадцать, на большее просто нет нужного количества оснастки, особых канатов, металлических рычагов.
— Три дня. Я даю только три дня и у меня должны быть камнеметы, что измысленны были в Братстве, — потребовал Димитр и отправился на доклад к великому князю.
Все, пока сражение закончилось. Медленно, но верно, большая часть булгар уходит-таки в город. И это даже хорошо.
Русские войска смогли достаточно быстро подойти к городу. Эвакуации горожан не случилось. Сам город вмешает менее тридцати тысяч человек. А теперь еще двадцать четыре тысячи воинов, с ними тысяч десять обозников и слуг прибавятся к мирным жителям. Так что и болезни будут и просто негде расположить столько людей.
Куввад Барадж был из тех людей, кто не хочет слышать никого, кроме себя. Так что… остается разговаривать лишь с самим собой, единственным гением, всегда правым, никогда не ошибающимся. Последнее случается, если не уметь признавать свои ошибки.