Завр – вождь Яруллов

Быков Андрей Алексеевич

Мы начали экономить на питании. Таких пиров, как летом, уже не закатывали. Добытое мясо приходилось растягивать на несколько дней.

Начались частые дожди. С короткими перерывами они продолжались недели две. После чего стремительно, буквально за одну неделю, похолодало.

Однажды ночью дождь перешёл в снег, который, не прекращаясь, сыпал несколько дней подряд, навалив сугробы мне почти по пояс. Передвигаться по горному хребту и в долине стало ещё сложнее.

С началом дождей все «вигвамы» были сняты и убраны

в пещеру. Подпорки их были сложены штабелем в её дальнем конце, среди валявшихся там каменных валунов. Это чтобы подпорки не загромождали жилую территорию. Значительная часть шкур, снятых с «вигвамов», была развешена на ветках, перекрывавших вход в пещеру.

Таким образом, получилось некое подобие почти сплошной перегородки, преграждавшей холодному воздуху доступ в пещеру. Лишь в самом верху входа оставалась открытая полоса, шириной немногим более метра. Через неё в пещеру попадал дневной свет и свежий воздух.

Да ещё сбоку оставался незакрытый проход, так же, как и прежде, перекрываемый на ночь ветками. Только теперь на эти ветки набрасывалось ещё и пара лошадиных либо оленьих шкур, убираемых по утрам.

Пришедшие «с улицы» родичи несколько стеснили тех, кто проживал в пещере постоянно. Но зато от большего количества людей стало теплее, что в условиях зимнего холода являлось весьма значимым пунктом в нашей жизни.

Моя мать со своим мужчиной расположилась рядом с моей постелью, настелив несколько шкур на кучу мелких кустарниковых веток, брошенных прямо на землю. Теперь мы могли спать втроём, тесно прижавшись друг к другу и укрываясь парочкой лохматых буйволовых шкур.

Живот матери за прошедшую пару месяцев ещё более округлился.

Мужчину она теперь к себе не подпускала, и он уже пару раз «сходил налево», ночуя с кем-нибудь из свободных женщин. Судя по моим наблюдениям, мать эти отлучки особо не напрягали, при условии, конечно, если её мужчина будет продолжать заботиться о ней и о своём будущем ребёнке.

Ну, а те женщины, с которыми периодически проводил время мой так называемый отчим, похоже, были вполне удовлетворены таким раскладом.

Может быть, они надеялись, что мужчина примет на себя заботу и о них тоже? А может быть, уже в те времена мужчина и женщина соединялись в постели не только для того, чтобы зачать ребёнка, но и ради получения удовольствия от самого, так сказать, «процесса»? Согласитесь, любой женщине приятно осознавать, что она всё ещё привлекательна для мужчины! И как потенциальная мать его будущих детей, и как объект сексуального влечения.

Так или иначе, общественная мораль рода воспринимала подобное поведение и мужчин, и женщин вполне благосклонно, и по вполне объяснимым причинам не препятствовала ему…

В зимние холода представители младшей части рода из пещеры почти не выходили. Лишь по естественной надобности, да ещё к лесу, когда возникала необходимость пополнить запас топлива для костра. Либо просто прогуляться и развеяться, если погода стояла хорошая.

Добыча

дров была нашей обязанностью. Потому что взрослые мужчины занимались добычей еды, и на охоту у них уходило практически всё светлое время суток. А женщины занимались «домашним хозяйством».

Когда дрова в пещере подходили к концу, мы, дети, собирались в одну ватагу и под предводительством двух-трёх женщин отправлялись в лес.

Наломав там столько сухостоя, сколько могли унести, мы волокли его к пещере, складывали в определённом месте и опять уходили в лес. В начале зимы мы успевали за день, до наступления сумерек, сделать две, а то и три такие ходки.

Но со временем нам пришлось уходить всё глубже в лес в поисках сухостоя и таких тонких деревьев, какие мы могли обломать…

Настало время, когда мы за день только-только успевали сходить за дровами разок и вернуться в пещеру к закату. Теперь приходилось ходить за дровами едва ли не через день.

По причине того, что из пещеры мы почти не выходили, Старый Охотник совсем прекратил наше обучение.

Но долго мне скучать не дали. Однажды утром Лур подошёл к моей лежанке и сказал, что шаман зовёт меня.

Выбравшись из-под шкуры, накопившей за ночь облако томного, обволакивающего тепла, я отправился вслед за своим другом в закуток шамана.

Когда мы с Луром пришли, Гукур молча указал нам на два камня, и когда мы уселись, сказал:

– Завр, настала пора передать тебе знания шамана. Лур поможет тебе. Он многое знает. Тому, чего не знает он, научу я.

Теперь почти каждый день мы с Луром проводили в каморке Гукура по несколько часов. Он говорил о травах, о камнях, о ветрах и ещё о многом, что может пойти на пользу роду, а что может навредить.

Как лечить больных и покалеченных, и как правильно готовить к разделке у родового костра зверя, добытого охотниками.

Именно от Гукура я узнал, как я могу управлять зверем (а иногда – и человеком) воздействуя на него своими мыслями.

Я полагаю, что Гукур и понятия не имел о том, что такое телепатия. Но при этом превосходно пользовался своим умением очень тонко воспринимать чувства, переживания и настроения своего собеседника.

Зима выдалась холодная и снежная. Бывало, метель не прекращалась по несколько дней подряд, не давая возможности взрослым мужчинам выйти на охоту. Угроза голода начала постепенно проникать в нашу пещеру…

Однажды я случайно услышал обрывок разговора шамана с вождём. Они разговаривали в закутке Гукура, а я оказался поблизости, как говорится – «в нужный момент». Как раз приближался очередной «урок» у шамана, вот я и подошёл к его закутку настолько близко, что стал невольным слушателем их беседы.

– …Это – тяжёлая зима, – сказал Гукур, держа руку над огнём, – я не помню такой зимы…

– Я тоже, – согласно кивнул Ваг.

Они помолчали.

Наконец, шаман искоса взглянул на Вага и с натугой произнёс: