Завше блиско
Шрифт:
А Севе было непонятно, почему Ян назвал своих маму и папу по именам:
– Яник, а Ива и Милош тебе родные родители?
– Да.
– А ты когда-нибудь называешь Иву мамой?
– Да. На людях.
Тут он странно засучил руками, видимо вспомнив, что находился вроде как на людях, но запутался, ведь мамы рядом не было, а это она заставляла его вести себя «социально». Выходило, что это мама была триггером изменений в его поведение на улице, а настоящей привычки и потребности к «неправильному» людскому общению у него и не выработалось. Так думал Ян, пока Сева
– А зачем ты называешь меня Ян? – спросил мальчик.
Сева аж поперхнулась, ощутив себя полной дурой.
– А как же тебе зовут?.. – Раскрыла она рот, как бабушка, которая спустя сорок лет достала из шкатулки самое дорогое сердцу колечко, а его тут же схватила сорока и – шасть в погреб!
– Меня зовут Ян Яврек, – голос мальчика был невозмутим. Он, как попугай, повторил интересовавший его вопрос: – А зачем ты называешь меня по имени?
– Ах по имени! Ну как?.. – растерялась от очевидности Сева, но на этот раз не торопилась с ответом. Она подумала минутку и лишь затем развела руками: – Чтобы ты понимал, что я обращаюсь к тебе.
Но Лиса и сама осталась не довольной своим ответом, ведь кругом больше никого в помине не было. Мальчик тотчас же быстро заморгал, и Рина поспешила на помощь:
– Скорее даже, чтобы сделать тебе приятно. Человеку же приятно слышать своё имя… – Ян сидел с таким непробиваемым выражением лица, что она засомневалась и добавила: – Наверное…
– Понятно, – сказал мальчик и за весь день так больше и не обратился к Севе по имени.
Вот так на ощупь старалась Лиса изо всех сил, чтобы ничем не задеть Яна. Уж очень остро и мгновенно он реагировал на лишнее слово, на переносный смысл и, особенно, на шутливый тон, за которым обязательно следовал удручавший мальчишку какой-нибудь нелогизм – глупость, для Яврека.
– А какого цвета твои глаза? – снова задал он вроде простой вопрос. Видимо, пересилить себя и посмотреть в чужие глаза ему было гораздо труднее, чем просто спросить.
Лиса заёрзала, как на иголках: каждая промашка могла закончиться тем пронзительным нечеловеческим криком или, ещё хуже, обмороком мальчика. Девочка задумалась и что-то долго перебирала в уме. Затем кивнула сама себе и наконец сказала: – Обыкновенного.
Естественно, что мальчик сразу замкнулся, стал качаться взад-вперед и стучать кулаком себе по коленке.
– Как можно так отвечать? – обиделся Ян, словно его специально мучили.
Сева испугалась и не сразу поняла, что случилось. А когда представила свои слова со стороны, то тут же разразилась смехом – от нервов наверное. Фраза возвращалась эхом в голове, и девочка снова закатывалась, поняв какую глупость сморозила. Но мальчику почему-то было не смешно – не ясно, ждал ли он ещё ответа или глубоко и надолго ушёл в себя. Но от каждого раската хохота он морщил лоб, а потом и вовсе закрыл уши руками. Это остановило доморощенного комика, который откашлялся и затих, терпеливо дожидаясь «возвращения» Яна.
Только спустя полчаса, когда руки уже тряслись
Северина успела обдумать свои ошибки и переменила тактику: она потянулась к мальчику – аккуратно, не нарушая границы круга, – чтобы Ян сам мог рассмотреть цвет её глаз. Она просидела с минуту, но он так и не повернулся, только с ещё большим интересом вперился в далёкие камыши, на цаплю что ль. Пришлось отвечать:
– Ну, они скорее каре-серо-зелён… – пыталась она по памяти описать сложные переливы радужки, но быстро спохватилась: – Стоп! Конечно, карие! Просто карие, мать их! Даже без матери… Ох… Обнулились! – Она совсем запуталась в лишних словах, собралась, выдохнула и как ни в чём не бывало отчеканила: – Карие. Мои глаза.
Мальчик кивнул и едва уловимо расслабил плечи. Сева поняла, что ему непросто было выудить ответ на элементарный вопрос. Но она старалась сосредоточиться, тужила ум, чтобы успеть выкинуть из речи кружева и больше не напрягать бедного Яврека. Тем не менее мысли – вещь упрямая, задубелая. «Как человек привык думать – так уж и бревном не перешибёшь», – сказал бы мудрый медведь. «Конечно, – добавил бы не менее мудрый брат того медведя, – капля камень точит!» Это хорошо ещё, что дед Глупек промолчал.
Три раза Сева мысленно прокрутила вопрос и осторожно спросила:
– Ян, а почему ты здесь… в лесу?
– Потому что я сюда пришёл, – удивился очередному глупому вопросу Яврек.
Но Сева не сдавалась и продолжала тренировать чёткость мысли:
– А почему один?
Мальчик задумался и заморгал:
– А ты где?..
– Ох, что-то я в конец распустилась, – Лиса снова просмотрела угол, с которого вопрос кажется несуразным. – В смысле, почему ты без родителей… тут, в лесу?
– Папа сейчас на работе, а с Ивой… – с мамой – я поругался.
– Поругался?.. – намекала на пояснение Сева.
– Да. – Пояснения не последовало.
Но Явреку, без сомнения, стало не по себе. Щепетильная тема, похоже, поднялась слишком рано, не для первого раза.
– Ну, славно… – Лиса умнёхонько решила сменить тему, воспользовавшись «оружием» Яна: – Я тоже иногда владею логикой, – хитро подмигнула она не смотрящему на неё мальчику, – в твоей семье, похоже, верят в бога – у вас в окне, когда шторы открыты, иконы видно. А это редкость для Чехии. Получается – вуаля! – вы очень религиозны. Так?
Не разделяя её восторга, Ян невозмутимо ответил:
– Нет.
Сева решила никогда не становиться детективом и несколько секунд дожидалась разгадки, а потом вдруг вспомнила, что говорила с мальчиком, не похожим на других детей. Пришлось самой уточнять:
– А кому тогда иконы нужны?..
– Маме.
– И… зачем же они ей?.. – Лиса говорила вкрадчиво, как с умственно отсталым, хотя Ян определённо думал быстрее, мысль строил гладко и толково, и отсталой она чувствовала только себя.