Завтра никто не умрет

Зверев Сергей Иванович

– О, божественная Марта! – воскликнул разочарованный Газарян. – Я в шоке. Девушка, с которой мы договорились встретиться в шесть часов вечера после войны, – тайный агент. Поздравляю, Михаил. Но она не русская.

– Этнические корни Марты остались где-то в Эстонии. Агент «безопасной национальности», устроит вас такое объяснение? Затевать с вами потасовку никто не собирался. Было установлено, что на базе, помимо нас, за вами никто не следит. Хотели провести контакт без шума, без кровопролития... – Михаил вынул из кармана носовой платок, протянул мужчине с окровавленным лбом. – Но, видно, не судьба. Нас предупреждали, что вы дикие. Установка следующая, Павел Игоревич. Наши люди и ваш покорный слуга останутся в доме.

Примите душ, отдохните. Выезжаем через два часа – прибудет минивэн с номерами полицейского управления Бергена. Пусть они не вводят вас в заблуждение: в этой стране у нас немало друзей. В восемь вечера, – Михаил посмотрел на часы, – мы прибудем на базу НАТО в Урфхарте, где с руководством имеется договоренность. Долго объяснять, на чем она зиждется. Чартерный рейс в Россию назначен на восемь утра; думаю, мы погрузимся на борт без проволочек и препятствий. Это всё, господа. Ожидание не продлится вечность. В отличие от некоторых, мы не ходим путем наибольшего сопротивления.

– Несколько вопросов, Михаил. С какой стати мы должны с вами...

– Вы должны выполнять свои обязанности, – резко перебил Михаил. – Вы подписались на определенную работу и обязаны ее выполнить. Провал операции в Баренцевом море не освобождает вас от дальнейшей работы. Это раз. С вами хочет побеседовать один человек. Это два. Независимо от итогов разговора, вам будет выплачена определенная сумма и предоставлена свобода передвижений, выбора будущего и прочие волеизъявления. – Михаил пожал плечами. – Лично я против вас ничего не имею и зла вам не желаю. Поэтому давайте без вопросов – я все равно не уполномочен давать на них правдивые и исчерпывающие ответы. И отдайте, пожалуйста, пистолет, который почти не выделяется в вашем внутреннем кармане.

Люди Михаила подвернулись как нельзя вовремя: неизвестно, чем закончилась бы эта история. Выбираться из Норвегии следовало быстро. Душ, короткий сон, попытки привести в порядок побывавшую в передрягах одежду. Обещанный микроавтобус с «эксклюзивными» номерами прибыл с пятиминутным опозданием, подъехал окольными тропами к подножию лестницы.

– Да уж, не новый креатив от Готье, – с усмешкой оглядел троицу Михаил перед посадкой на транспорт. – Ничего, в России позаботитесь о себе сами.

«Господствующие высоты» над бунгало оседлали боевики Михаила. Они грозно озирали окрестности. В машину загрузились двое из них – и просидели всю дорогу, почти не шевелясь, и не раскрывая рта. Михаил расположился рядом с водителем, отгородился шторкой и тоже хранил молчание. Ехали с закрытыми окнами – смотреть в окно не разрешалось.

– Я все гадаю, командир, – шептал встревоженный Газарян, – не напоминает ли наша ситуация классическое «из огня да в полымя». У парней приказ – доставить нас живыми. Но куда доставить? Зачем доставить? А что потом? Как-то не похожи мы на носителей чрезвычайно важной информации. Чувствую себя полным дураком.

– Туманов, ты веришь Михаилу? – шептала в другое ухо Оксана. – Мужчина серьезный, но какой-то странный; попробуй разберись, что у него на уме. Тебе не приходит в голову мысль, что в норвежской тюрьме нам бы было спокойнее и комфортнее? Может, рванем отсюда?

– Мы с ними справимся, командир, – шипел, делая невинное лицо, Рудик. – Ты – левого, я – правого. Сделаем, запросто. Шофера – в расход, а уж из Михаила мы вытянем, куда он нас везет. Чует мое встревоженное сердце, что готовят нам застенки гестапо...

Павел сам терялся, путался в противоречиях. Версии, возводимые в голове, разбивались в прах. Он не верил в обещание «полной свободы». Что-то здесь нечисто. Но уезжать с чужбины нужно, а что в этом плане лучше самолета – пусть даже грузового и плохо восприимчивого к воздушным ямам? Туманов бормотал что-то успокаивающее, потом уснул, вверив свою судьбу незнакомым людям. А когда проснулся,

за окном была темень, машина стояла, в лицо светил фонарь. Звучала речь на непостижимом норвежском языке. Он сдержал естественный порыв, уткнулся глазами в пол. Переговоры завершились, поднялся шлагбаум. Автобус медленно ехал среди скоплений техники, здоровенных брюхастых самолетов. Дул пронизывающий ветер, и когда выгрузились из машины, мгновенно промерзли. Климат континентальной Норвегии разительно отличался от климата прибрежной части. У моря зимы мягкие, а в глубине территории сорок градусов мороза – обыденное явление. Туманова подтолкнули в спину (уж не прикладом ли?), кто-то гаркнул что-то непереводимое; он натянул шапку на уши и побежал к трапу грузового «Ил-76». Летать на этих убийственных «товарняках» было не в новинку.

Перегороженный закуток, забитый грузом отсек – явно не из пластика и дерева. Отношения России с атлантическим альянсом были сложные, противоречивые, что не исключало совместных дел. Пришлось довольствоваться грудой мешковины и сидеть на полу. Целую вечность ждали взлета, потом летели – долго, муторно. Ночь была кошмаром, исполненным пыток и страданий. Временами кто-то из спецназовцев приходил в себя, смотрел на часы, жаловался на тошноту. Машинально отмечалось: два часа в полете, три часа, четыре. «Летим не в Питер, – с тревогой думал Туманов. – А куда?»

Летели, собственно, в столицу нашей родины. Самолет снижался, уши заложило. Из кабины вывалился бледный Михаил, приблизился, держась за поручень, и прокричал, что самолет совершает посадку на одной из транзитных баз ВВС недалеко от Домодедово, и на полосе гостей уже поджидает праздничный лимузин.

В Московской области было нехолодно – по крайней мере, лучше, чем в континентальной Норвегии. Светило солнце, и после перевода часов прибывшие с удивлением узнали, что на исторической родине десять утра. За пределами посадочной полосы теснились крытые брезентом грузовики, суетились солдатики в грязных бушлатах. Таял снег – грязный, страшный. Рядовое явление в столичном регионе – оттепели посреди зимы. Подъехал трап, управляемый мрачной похмельной личностью.

– Добро пожаловать на родину, господа, – возвестил Михаил. – Обстоятельства складываются так, что я буду вашим сопровождающим до конечной точки путешествия.

Волокиты с доставкой «груза» не было. Подъехали два джипа «Субару-Форестер» – один серый, другой белый. Номера московские, отметил Туманов. Но как-то не похоже, что машины принадлежали государственной организации. После недолгих переговоров водитель серого джипа покинул машину. Михаил знаком предложил троице занять места на заднем сиденье, сам уселся за руль. Трое его подчиненных загрузились в белую машину. Она и стала ведомой. Развернулась, съехала с полосы на бетонную дорожку, Михаил пристроился ей в хвост.

Машины неслись на предельных скоростях – насколько позволяла дорога. Туманов жадно всматривался в пейзажи за окном. Давно он не был в столице. Три месяца провел на северо-западе, а до этого работал в Красноярске, Иркутске, Хабаровске. Подмосковье не процветало. Взгляд цеплялся за заброшенные фермы с зияющими окнами-глазницами, за покосившиеся столбы электропередач. Провода на многих участках были оборваны, болтались на ветру. Не хотел бы он жить в окрестных деревнях. Проезжали мимо деревень – печальное запустение, окна в половине домов заколочены. Мелькнуло кладбище между островками леса. Границ погоста больше не существовало, хоронили везде, где была земля. Могилы с православными крестами возвышались на косогоре над дорогой, сползали к обочине. Качество дорожного покрытия было отвратительным, только благодаря подвескам трясло не столь ощутимо. На окраине деревни стоял сутулый мужичонка в телогрейке и ушанке. Он с открытым ртом смотрел на приближающиеся джипы. Высекло щебенку из колдобины, громко треснуло – мужик перекрестился.