Завтра - океан
Шрифт:
– А я уже там была.
– Была?
– Да, там все в порядке. Кто-то вырыл канаву. Отличную, с усами на юг и север.
– Ну, это неразлучная тройка!
– обрадовался Алеша.
– Нет, не они, - печально сказала Нина.
– Я тоже сначала так подумала...
– Они, они!
– настаивал Алеша.
– Нет. На глине остались следы от сапог.
– Каких?
– Самых обыкновенных: больших, с вафельными подошвами.
– Эх, здорово!
– воскликнул Алеша.
– Значит, у нас появился еще какой-то
– Не Петр ли Ильич?
– спросила Нина.
– Он носит ботинки.
– Тогда старший пионервожатый Николаев.
– Может быть, - кивнул головой Алеша.
– Только он носит туфли. Может быть, наш дворник Никита... У него есть сапоги.
– Есть, только у них подошвы гладкие.
– Откуда ты такая всезнайка?
– улыбнулся Алеша.
– Я видела, как дядя Никита мыл свои сапоги под краном... Но кто же все-таки этот таинственный друг?
– Объявится, - уверенно сказал Алеша.
– А если не объявится?
– Значит, нам помогает какая-нибудь морская сирена. Но, как известно, сирены не носят сапог с вафельными подошвами. И вообще, откуда ты взяла, что это сапоги?
12
Все было готово - дверь, оконная рама и наблюдательная вышка, похожая на корабельную рубку, - а леса для стропил все еще не было.
Мальчики решили поторопить шефов.
– Пойдемте к ним все вместе, - предложил Вася Херсоненко.
– А ты, Нина, останешься на берегу.
Секретарь директора судоремонтного завода приветливо встретила мальчиков.
– Пожалуйста, доложите о нас директору, - попросил Вася Херсоненко.
– Алексей Федорович занят, с Москвой разговаривает...
– А мы подождем.
– Смешной вы народ! Ведь все в порядке. Мы, шефы, лес вам дадим, только нельзя же так сразу, по щучьему веленью!
– Нам к директору, - упрямо сказал Херсоненко.
– Занят. Очень занят.
– И, взглянув на ребят и почему-то весело подмигнув, секретарь сказала: - А что, если я дам вам слово, что лес сегодня же будет у вас, тогда уйдете?
– Уйдем, - ответил Вася.
– Ну, честное слово!
А Нина в это время сидела на водной станции.
Весь день с севера тянуло свежестью; к концу дня ветер переменился - подул с юга. На берегу стало жарко. Нина решила выкупаться. Она быстро сбежала вниз, к морю...
Те, кто ранней весной приходил в Отраду, наверное, видели разбитую штормом "Анастасию" - шаланду, которая всем своим днищем вросла в береговой песок.
Но не только от штормовой зыби шаланда пришла в негодность. На ее правом борту, ближе к носу, зияло несколько дыр - следы от снарядов малокалиберной скорострельной пушки.
Шаланду считали безнадежной. Лишь один старый рыбак, в прошлом боцман торгового флота, Матвей Корнеевич Прохоров, думал иначе.
"Жить будешь, развернешь еще парус", - говорил он, дымя своей кривой черной трубкой.
И тот, кто видел шаланду
Матвей Корнеевич любовно восстанавливал шаланду. В то время как ребята возводили стены, он настилал палубу, мастерил руль и тут же, на берегу, отделывал стройную мачту.
Раздевшись недалеко от "Анастасии", Нина вошла в воду. Плывя вдоль берега, она с любопытством наблюдала, как трудится старый моряк, всегда молчаливый, всегда держащий в зубах кривую матросскую трубку.
Открытое бронзовое лицо старика казалось суровым. Взгляд зеленоватых глаз, обычно обращенных к морю, был задумчивый, строгий и в то же время приветливый. Матвей Корнеевич жил в домике на берегу Отрады, получал пенсию, рыбачил и занимался ремонтом осводовских шлюпок. Он ладил и с парусом, и с волной. И никто не сказал бы, что этот мирный рыбак, шестидесяти лет от роду, был боцманом катера "Скадовск", на котором моряки-партизаны остановили туманной ночью фашистский транспорт с грузом термитных мин.
Глядя, как девочка резво, по-дельфиньи плещется в воде, Матвей Корнеевич отложил в сторону кисть, которой красил борт шаланды, и негромко произнес вслух странное имя:
– Энка!
Нине, выходящей из воды, послышалось, будто Матвей Корнеевич позвал ее.
– Я слушаю вас, дядя Матвей!
– радуясь случаю познакомиться с ним, крикнула Нина.
– Разве ты Энка?
– спросил Матвей Корнеевич.
– Ты Нинка. И Алешу я знаю.
– А я думала, вы совсем не знаете нас...
– Как не знать - ведь соседи, - вытряхивая из трубки пепел и вновь набивая ее табаком, ответил моряк.
Тем временем Нина пристально рассматривала сапоги Матвея Корнеевича.
– Дядя, - краснея, выговорила она, - вы извините... Очень толстые у вас подошвы.
– Ничего, подходящие.
– Можно их посмотреть?
Прежде чем ответить, Матвей Корнеевич с некоторым удивлением взглянул на девочку, а затем, дружески хлопнув ее по плечу, сказал:
– Ой, и хитрая ты девчонка!
Нина смутилась.
– Ладно, гляди, - улыбнулся Матвей Корнеевич.
– А лучше и не гляди: это я у вас повозился.
– Вы?
– Я.
– Спасибо, дядя Матвей!
– Не за что, - махнул рукой Матвей Корнеевич.
Вечерело. На теплоходах зажглись рейдовые огни. Вдоль берега пронесся рыбацкий сейнер "Отважный". Замигали то ярко-зеленым, то ярко-красным лампы маяка.
– Красивые огоньки, - глядя на них, промолвила Нина.
– Они, наверное, что-нибудь говорят.
– "Добро пожаловать!" - говорят они. Душа радуется, когда видишь их после дальнего рейса.
Матвей Корнеевич улыбнулся, осторожно погладил девочку по голове шершавой рукой и сказал: