Завтра снова Сегодня
Шрифт:
Обязанности Властелина выполнены. Собой доволен. Кушаю. Взгляд упирается в горсть таблеток на тумбочке. Вот он – яд, о котором я себя предупреждал. Не успокоятся никак в другом Мире. Пытаются отравить. Глупые, ничтожные людишки. Душой их понимаю: кому хочется три раза в день приносить дань? Судя по всему, им не хватает мозгов еду отравить. Надеются, что я съем эти таблетки и умру. Коварные, но примитивные. Выбросить, уничтожить эти цветные кругляшки, чтоб и рядом со мной этого яда не было! Взглядом обвожу свой Мир. Все уже поели и сейчас глотают свои таблетки, запивая чаем. Не боятся.
– Творческий! Таблетки будешь?
– Таблетки! Таблетки! Таблетки! Дай мне! – Затарахтел Амба. Этому амбалу все равно, что жрать. Но он мне еще нужен. Не дам ему яду. Головы поворачиваются то в сторону моих таблеток, то на Творческого.
– Нет, – говорит этот опасный. – Не желаю.
И смотрит на меня так спокойно, изучающе. По глазам вижу, что знает: там – яд. Жить хочет. Сволочь. Ну да ладно. Так даже интересней. Убить его этими таблетками слишком просто для такого могучего разума, как у меня.
В Мире тем временем ажиотаж. У Амбы жалкая просящая улыбка. Жадно смотрит то на меня, то на таблетки. Поп, Еврейц и Коммуняка оживились. Похоже, в отличие от Творческого, не знают, что в таблетках яд. Но дать кому-то одному все сразу – это гарантировано лишиться моему Миру одного полезного и уже подчиненного идиота. Не так уж велик у меня Мир, чтобы подданными разбрасываться. Еврейц поднялся с кровати. Топает ко мне.
– Должен отметить благородство вашего поступка. – Издалека начинает. Умеет говорить носатый. – Исключительно из уважения к моему возрасту и к тому прискорбному факту, что я точно знаю: мне положенных таблеток недодают. Прошу пожертвовать моей персоне.
– Еще чего! – Взревел Коммуняка. – Вон Поп еще старше тебя, а Амба крупнее. Нам всем недодают. Нужно распределить эти таблетки по социальной справедливости! Не только тебе одному.
Поп еще дуется на Еврейца. Что Еврейцу плохо, то Попу хорошо. Разделяй и властвуй. Помним, помним. Поп тут же переходит на сторону Коммуняки.
– Социальная справедливость – очень богоугодное дело! – Чего он такое брякнул? Ничего не понял. Не важно. Будем пользоваться ситуацией. Полагаю, если таблетки не один человек съест, то не помрут.
– Как ты представляешь себе эту социальную справедливость? – Спрашиваю. Все успокоились. Даже Еврейц смотрит на Коммуняку вопросительно.
Коммуняка рад своей маленькой победе (еще посмотрим), рад, что даже Амба на него смотрит разинув рот:
– Коммунистическая наука гласит: каждому – по потребностям. Это высшая форма социальной справедливости. Сначала считаем таблетки. Раз, два… шесть. Теперь подсчитаем нуждающихся. Амба, Поп, я и Еврейц. Поп – человек в возрасте. Ему две таблеточки. Я очень больной, и мне еще больше не додают. Поэтому справедливо будет, если и мне достанется две. Амба у нас очень большой. Поэтому дадим ему эту большую длинную пилюлечку. А Еврейцу хватит и этой маленькой
– Амба! Нас с тобой этот Коммуняка хочет обмануть! – Взревел в праведном негодовании Еврейц. – Где это видано – так обманывать почтенных людей!
Амба соскочил со своей кровати и в два прыжка оказался возле Коммуняки. Я ждал этого и был готов остановить Амбу. Но зачем? Разделяй и властвуй. Взмах ручищи – и бедняга Коммуняка взлетел над своей кроватью, стукнулся спиной и головой о стену, свалился кулем на свою кровать и затих.
– Сядь на место, Амба. Никто тебя не посмеет обидеть и обделить!
Амба плюнул брезгливо на Коммуняку и торопливо присел на свою кровать.
– Кто еще желает распределить по-честному? Ты, Поп?
Поп боязливо смотрит на Коммуняку, с жадностью на таблетки, но машет отрицательно головой.
– Если позволят уважаемые. Я мог бы распределить эти нужные всем таблеточки в высшей степени справедливо.
– Ну-ну, Еврейц. Попробуй.
Еврейц сделал несколько шагов к моей тумбочке и повернулся так, чтобы видеть всех присутствующих.
– Уважаемые! Мы только что видели мерзко-наглый поступок нашего, не побоимся это выражения, бывшего товарища. Под видом социальной справедливости, прикрываясь светлыми идеями коммунизма и просто красивыми лозунгами, этот подлец нагло пытался нас всех обокрасть!
Поп и Амба слушали его, как зачарованные. Мне даже понравились эти лихо закрученные слова Еврейца. Даже позволил себе слегка кивнуть.
– Поэтому предлагаю исключить этого подлеца из светлого списка нуждающихся и распределить таблеточки в высшей степени справедливо! Две Амбе, две Попу и две мне. Таким образом, зло наказано, а справедливость, о которой так любит говорить наш бывший товарищ, торжествует. И все вместе скажем спасибо Тихоне за подобный подарок.
Вот это да! Поп даже прослезился. Еврейц взял с моей тумбочки две таблетки и передал Амбе. Амба был счастлив. Две таблеточки досталось и Попу. Тот тут же засунул их за обе щеки. С удовольствием заметил, что самая большая таблетка и единственная длинная пилюлька достались Еврейцу. Он заслужил.
Амба сжевал свои таблетки и снова закачался маятником. Поп с Еврейцем, обнявшись, побрели к своим кроватям. Посмотрел на Творческого Человека. Тот улыбался. Но не так, не счастливо, как улыбались Поп, Еврйц и Амба. Нет. Он смеялся над ними, и не просто смеялся, а ехидно насмехался. Его, как и меня, эта сценка откровенно позабавила. Что за человек? Что мне с ним делать?
Коммуняка пошевелился и застонал. Никто не подошел ему помочь. Еврейц и Поп демонстративно отвернулись.
– Поооп. – Застонал Коммуняка.
– Знать тебя не хочу, изыди, Сатана, и не поминай мое имя всуе, – оскалился Поп. Как лихо закрутил, однако!
Коммуняка, не дождавшись помощи, кряхтя, приподнялся на кровати и сразу же бросил взгляд на мою тумбочку. Не увидев там таблеток, расстроился еще больше. Осторожно ощупал голову, поморщился, потрогал глаз. Фингал еще не сформировался во всей красе, но быть Коммуняке фингальным братом Попу, – жаль, что они больше не дружат.
Оконце в двери открылось:
– Посуду сдаем назад!