Завтра
Шрифт:
– Что с тобой?- спрашивает она, уже готовая вот-вот сорваться с места и побежать за врачами в город.
Я машинально качаю головой, всё ещё погружённый в то самое время, проведённое на Квартальной бойне. Моя кратковременная гибель и переживания Китнисс, которые она никак не могла так блестяще сыграть на камеры.
– Знал бы ты только, как напугал меня,- шепчет Китнисс, закусывая нижнюю губу и отворачиваясь, сосредоточив внимание на чём-то неопределённом.
Я приподнимаюсь на локтях и морщусь от боли.
– Тебе больно?- обеспокоенно
– Больно за тебя такую,- отзываюсь я.
Китнисс поджимает губы и попутно старается вытереть слёзы с лица тыльной стороной ладони. Её пальцы измазаны в саже, которую она только размазывает по щекам. Неуверенно тянусь рукой к её лицу, так что чувствую её прерывистое дыхание на своей коже. Бережно и осторожно, словно боясь спугнуть самого себя, стираю размытую тёмную полосу с её лица и приподнимаю уголки губ в подобии улыбки. Китнисс тоже благодарно улыбается. В её взгляде почти исчезает былое беспокойство и на смену ему приходит какое-то неясное чувство. Удовлетворённости?
Мне всё-таки приходится оторвать руку от её щеки и глаза Китнисс тухнут в то же мгновение. В них опять стеклится переживание, а лицо становится сосредоточенным.
– Мы не можем находиться здесь долго,- обеспокоенно говорит она, кивая на обломки крыши.- Ты идти можешь?
– Если только чуть медленнее,- неуверенно отвечаю я, остро чувствуя боль в груди и под рёбрами.
– Медленно лучше, чем никак. Надеюсь, у тебя дома есть аптечка,- отзывается Китнисс, помогая мне подняться следом за ней.- И, да, спасибо, Пит.
Краем глаза я вижу, что свободной рукой она бережно прижимает к себе ту самую книгу.
========== 17. ==========
Забота — целенаправленное содействие чьему-либо благу. Стремление сделать лучше, помочь кому-то. Как правило, воздействие играет роль на дорогих людях.
– Не шевелись,- тихо командует Китнисс. Умелыми, но боязливыми движениями она, как можно осторожнее, обрабатывает края ран какой-то обеззараживающей жидкостью. Приятного в этом, конечно же, ничего нет. Зажмурив глаза, я тешу себя единственной мыслью о том, что благо сейчас этим нелёгким делом занимается сама Китнисс, а не врачи.
Я смог. И я успел.
Впервые за это долгое время понимаю, что совершил достойный поступок. Пусть не очень хорошо отыгравшийся на мне впоследствии.
Коротко киваю, пусть и снова вздрагиваю от боли.
Китнисс уверенно продолжает гнуть своё, не позволяя мне расслабиться. Она серьёзна, как и всегда, только сейчас более сосредоточена. Девушка хмурится и лишь изредка позволяет себе отрываться от работы. Я прекрасно помню, как тяжело она переносила дело, касающееся части медицины и вида человеческой крови.
При этом я всегда удивлялся, с какой лёгкостью она убивает животных, но с каким бледным лицом смотрит на свежие раны.
– Потерпи немного, ладно?- говорит Китнисс, обращаясь то ли ко
Пусть девушка искренне благодарна, но я не хочу, чтобы она, таким образом, искупала свою «вину». Внимательно ловлю каждое её слово, каждое движение и осторожное прикосновение к моей повреждённой коже.
– Мне очень жаль, что… Я причиняю тебе неудобства.
Китнисс замирает, так и не начав обрабатывать очередную ссадину. Она наклоняется ближе к моему лицу и хмуро интересуется:
– Скажи мне, Пит, ты случайно головой ненароком не ударялся?
– Нет, я правда…
– Ох, замолчи.- Она обрывает меня на полуслове, выпрямляется и снова смачивает чистый от крови край полотенца обеззараживающей перекисью. Затем с нарочитой небрежностью начинает промокать им очередную глубокую царапину. Я морщусь, но ничего не отвечаю.
Китнисс злится, но спрашивать, на что именно – я не хочу.
Ещё какое-то время мы сидим в молча. Китнисс деловито и бережно обрабатывает даже самые мелкие ссадины. Я же сижу молча, уставившись в окно. День уже наступил, солнечными лучами играя с бликами снега. Шёрстка Лютика, привычно сидящего на подоконнике, тоже отливает необычным золотым светом. Кот отбросил прежнюю неохоту и теперь с интересом наблюдает за происходящим.
В гостиной как никогда царит беспорядок. Но мне не кажется это неправильным. Напротив, дом не выглядит пустым обиталищем, за исключением его ненормального хозяина.
На полу, помимо разных флакончиков с антисептическими средствами, стоит таз, в котором в полу-алой воде отмокает моя рубашка.
Рядом книга, к которой Китнисс даже не притронулась с самого нашего возвращения.
– Зачем это тебе?- спрашиваю я, кивая в сторону небрежно брошенного альбома. Китнисс даже не оборачивается. Словно не расслышав моего вопроса, она молча выжимает остатки воды из полотенца и откладывает тряпку в сторону.
Затем быстрым движением откидывает косу за спину и, наконец, заглядывает мне в глаза.
– Для книги,- просто отвечает она.
Я хмурюсь, не до конца понимая смысла. Книга для книги.
Китнисс видит моё замешательство, и уголки её губ поднимаются в улыбке.
– У моей семьи была книга. В основном её можно считать познавательной. Иллюстрация растений – название, иллюстрация – название. Смысл не в этом,- разъясняет девушка.
Взяв альбом одной рукой, она присаживается рядом, и быстро отерев руки о брюки, открывает его.
Первое, что я отмечаю – старые, пожелтевшие страницы. Значит, книге уже немало лет.
На каждой из них нарисованы вживую, или приклеены, множество фотографий, иллюстраций. По нескольку на одной странице. Свадебное фото мистера и миссис Эвердин, малютка Прим на руках у Китнисс, лесная поляна в цветущее летнее время… всё, что так запомнилось, и с чем было связано счастливое детство. Те вещи, которые вряд ли когда-нибудь забудутся.
Теперь я понимаю, насколько важен для девушки этот альбом.