Зайтан-Бродяга
Шрифт:
Возле баньки мы и распрощались. Провожатый поглядел на меня с прищуром, улыбнулся недоброй улыбкой и побрёл к большой куче поленьев. К нему выбежал Воха в новой холщовой рубахе. Говорили они недолго, Воха часто кивал, прятал взгляд, нервно почёсывал щеку. Когда мордастый ушёл, хозяин баньки заспешил ко мне.
— Велели отмыть, накормить, и на чистые простыни уложить. — На одном дыхании выпалил Воха, присел рядышком на лавку что прикопана тут же у самой баньки. — Слышь, Бродяга? — Банщик пожевал губу, громко вздохнул. — Откуда они взялись? Командуют точно у себя дома. Каждый
— Я не провидец. Не знаю.
— Жаль. — Воха поскрёб шею.
— Не думай о плохом и всё обойдётся. — Посоветовал я. Странно устроен человек. Сам-то в это не верю, а Вохе присоветовал.
— Да я и не думаю. Гоню прочь гадкие мысли, но что-то не выходит. Тревожно как-то. — Пожаловался Воха. — Вчера Махута собрал вещички и драпанул через дыру. Пенчуки всем семейством следом за ним ушли. Днём раньше Ташкан с Куцым сбежали. Вот и Карлуха дал дёру. Приходили тут двое, искали Коротуна, стало быть и он сбежал. Драпает народец, бежит со всех ног.
— То-то я гляжу, тихо в Бочке. Совсем не весело.
— Да какое тут веселье? Все наши беды с Пуздро и начались. Обходит люд Бочку десятой дорогой. Охотники и те сторонятся, а куда мы без мяса? Пропадём.
— А сами то что, безрукие или стрелять разучились? Зверья полна округа.
— Да кто нас пустит? — Воха махнул рукой. — Заперты ворота.
— С чего вдруг?
— Для безопасности. Неспокойно за стенами, банда в лесу прячется. Душегубы Пуздро порешили.
— Кто сказал?
— Дык. — Воха пожал плечами. — Пришлые и сказали.
— И ты поверил?
— Да, поверил. Зачем им врать? Вон и на вояк кто-то напал. Заставы попалили, кучу народа перебили. Уж если и вояк начали бить, жди беды.
— Ожирели Вы, обленились. Приросли к Бочке.
— Приросли. — Согласился Воха, плюнул под ноги и ткнул меня локтем в бок. — Слышь, а сам-то ты что думаешь? Чего нам ожидать?
— Да что с вами будет? Стены крепкие. Позабыл, как лиходеи с Туманной долины к вам наведывались? Постреляли их, тем всё и закончилось. Мор по округе лютовал. Два поселения вымерло, а вам хоть бы что. И в этот раз обойдётся.
— Так-то болезнь, травники зельем отпоили. Да и разбойников мы знали где отыскать. — Воха сжал мясистые кулаки. — Сейчас всё по-иному. Ничего не известно, одни догадки.
— Уходи, пережди в другом месте.
— Как уходи? — Воха уставился на меня точно увидел привидение. — Куда?
— Да куда угодно.
— Не могу. — Воха зачерпнул ковшиком воды, хлебанул. Смачно крякнул, вытер губы рукавом рубахи. — На кого я баньку брошу? Моя она. Да и идти особо-то не куда. Разве что к Минькиной тётке в Приболотье. — Воха поскрёб шею, призадумался и выдохнул. — Не пойдёт Минька. Хозяйство оставить не на
— Вот и оставайтесь, может что-то и высидите? Банька у тебя хорошая, славная банька. Будешь и дальше, своих и пришлых парить, патроны горстями загребать. Разбогатеешь.
— Ой, не знаю, не знаю. Как бы бедой нам это богатство не вылилось? — Глядя на повидавшее виды ведро, с тревогой в голосе поведал банщик. — Сердцем чую, добром это не закончится. Но как своей бабе разъяснить? Она от этих патронов да консервов, совсем умом тронулась. Шутка ли, за последние дни столько заработали. На год, а то и на все два безбедной жизни хватит.
— Ответь мне Воха? Как считаешь, покойникам нужны консервы и патроны?
— Ты чего? Тьфу на тебя. — Воха вскочил. — Правду говорят, Тихий у вас мозги сушит. Да кто на такое отважится? Мы чай не в болотах, не в лесу. Порядки у нас другие.
— Растапливай баньку.
— Чего? — Воха захлопал глазами.
— Велели помыть?
— Ага. Велели. — Воха закивал.
— Начинай. Да скажи Миньке, пусть Гуньку кличет, на стол накрывает. Сколько тебе за мою помывку да кормёжку патронов отвалили?
— Ничего не дали. — Воха пожевал губу. — Пообещали — сотню не меньше.
— Подорожала банька. — Я повернулся, хлопнул рукой по чёрным брёвнам сруба. — Долг не позабыл списать? Что же ты Воха честных людей в должники зачисляешь?
— Так я не знал. — Банщик виновато опустил голову и проворчал. — Нет долга. Списал всё подчистую.
— Ступай, готовь баньку. Рассола принеси, башка раскалывается.
Мыться совсем не хочется, вернулось похмелье. В голове гудит, спину ломает, кости выкручивает. Во рту неприятный привкус вчерашнего, нет, сегодняшнего веселья. Прилёг я на лавку у баньки и задремал. Наверное, так бы и проспал до самого вечера. Не дали, пришёл Гунька. Я успел пожалеть, что велел позвать приятеля. Шумный он.
Уговорил меня Гунька попарится. Сказал — это поможет, и оказался прав. Спирающий дух пар, веники и умение Вохи хлестать без устали прогнали похмелье. Ломал меня банщик своими ручищами, охаживал вениками. Думал помру. Не дали, окатили холодной водой и выволокли из баньки, усадили на лавку, напоили рассолом. Полегчало, голова прояснилась. Набравшись наглости и помня щедрость пришлых, попросил Миньку сбегать в лавку Гундосого. Принесла хозяйка чистое бельё мне и приятелю.
Оделись во всё новое, сели к столу, там же у баньки. Минька накрыла стол. Посмотрели мы на закуски и переглянулись. Два пересушенных куска вяленого мяса, пяток клубней белой сомнительного вида, бочонок пасты. Из выпивки, два недолитых кувшина кислой.
— Вот те на? — Вымолвил Гринька, искоса поглядывает на Миньку. — И как это всё понимать?
— А как хочешь так и понимай. — Грубо ответила Минька, упёрла руки в бока встала стеной по ту сторону стола
— Ты чего? — Гунька глядит на Миньку, та на него. — Тебе что было велено? А ты что притащила?
— А что нашла, то и притащила.
— Где нашла, на помойке? — Гунька ткнул пальцем в клубень белой. Ковырнул ногтем кусок почерневшего, не первой свежести мяса. — Тащи жаренное с пылу с жару.