Зайтан-Бродяга
Шрифт:
— Какую болячку? — Хлопает Карлуха глазами. — Не было у меня ничего такого.
— В отхожем месте подцепил. — Со знанием дела заявил Гунька. — Как пить дать, там подхватил заразу. — Гунька горестно вздохнул и отошёл подальше, присел на камни, отвернулся. Сюндель и Михалыч тоже отступили, подсели ближе к огню.
— Вы чего мужики? — Коротун смотрит на нас и оправдывается. — Не было у меня никакой болячки. Клянусь, не было. На болоте что-то укусило. Пройдёт. Скажи им Бродяга.
— Скажу. — Полез в торбу, отыскал плоскую жестяную банку. Мазь в ней, чёрная как зола,
В прошлом году, осенью это было, подстрелили меня в Тихом. Савка Орех стрелял, земля ему пухом. Желал мне смерти, а сам оступился и рухнул с высоты на камни. Пуля мне бок оцарапала, думал пустяшное дело, бывало и хуже. Наскоро перевязался, с горем пополам залез в лёжку, там и за штопался. Лёг спать, а вот проснулся нескоро.
Рядом никого, на боку свежая повязка. У изголовья пластиковая фляга с водой и жестяная банка с мазью. Рана намазана чёрным, стежки ровные, аккуратные, не мои. Кто помог, кого благодарить по сей день не знаю. Банку храню, с той поры немного в ней мази осталось. А где ещё такой взять не знаю. У кого из травников и знахарей не спрашивал, только и делают как разводят руками.
Хорошая мазь, не один раз меня выручала. Порезы, царапины, ссадины, от всего помогает. Зуб как-то заболел, помазал и прошла боль. Не на долго, но утихла. Мне этот зуб, Аким кузнец в Заболотье клещами выдрал. Мазь хорошая, проверенная. Уверен, она и мелкому поможет?
— Чего это? — Карлуха с опаской заглянул в банку.
— Сиди не дёргайся. — Предупредил я. — Будешь ёрзать, изведу мазь понапрасну.
Намазываю Карлухе ногу, а сам думаю. Странная у нас компания собралась. Вроде как все вместе, да и помочь всегда готовы. А случись что-то непонятное, уже порознь. Тот же Сюндель, на болоте первым в воду бросился недомерка спасать. А тут сидит глаза отводит. Вот и получается, каждый сам за себя. Неправильно это.
Потрескивает костерок, к потолку тянется лёгкий дымок и улетает в дыру. Странно как-то получается, ещё недавно сверху сквозило, а сейчас туда вытягивает. Словно кто-то окошко распахнул. Ну да ладно, может в щель выдувает?
Расположились кто где пристроился, я ближе к огню на кирпичах. Гунька у двери, в углу на тряпках умастился. Михалыч с Сюнделем у костра на поленьях уселись. Коротун, дремлет на рваном матрасе, заботливый Сюндель уложил и матрац и Карлуху поверх вязанок хвороста. Спит низкорослый в обнимку с мешком. Намаялся, натерпелся, а с торбой не расстаётся.
Хотели было перекусить, но что-то аппетит пропал. Вонь от слизи шипаря всё ещё не улетучилась.
Смотрю я на своих новых приятелей, подслушиваю их тихий разговор. Слушаю внимательно, ловлю каждое слово. Силюсь понять, кто они такие и откуда к нам пожаловали?
— Ты как хочешь Михалыч, а я здесь останусь. — Говорит Сюндель, ковыряет палкой угли. — Тебе помогу, не брошу. Наберу еды и патронов. Заживу как человек, здесь всё по-иному.
— Угу, по-иному. — Михалыч кивнул. — Здесь мы конечно чужие. Но и дома уже не свои.
— Ага. — Согласился Сюндель. — Да и ждут ли нас там? Кому мы нужны? Ракетный фарш, пушечное мясо.
— И как меня только угораздило? — Тяжело
— И что? — Сюндель подбросил дровишек, носком ботинка вернул в огонь выпавшую головешку.
— Да ничего. — Окурок улетел в костёр. — Друга встретил. Он и подсказал, как быть что делать? Служили мы вместе. Я на пенсию ушёл, он при складе ГСМ остался. Жил дружок очень даже не плохо. Подворовывал. Было чем, бензин, солярка. На леваках домишко возле пруда отстроил, внедорожник купил. Хорошо жил. — Михалыч снова закурил.
— Ну, и? — Поторопил Сюндель. — Ему-то чего не хватало?
— Испугался. Власть-то в столице сменилась. Нагрянут с проверками, нажитое непосильным трудом отнимут. Да он и раньше с завистью глядел по ту сторону границы. Завидовал. А тут такая возможность, не поднимая жопы оказаться за поребриком.
— Нуда-нуда. — Сюндель поскрёб двухнедельную щетину. — И у нас таких хватало. Пищали как крысы в бочке, пошла раскачка бузить начали. Хозяин, сучара. — Сюндель махнул рукой. — Может я чего-то и не понимаю, так ты растолкуй Михалыч. На кой лично нам этот шухер? Понаехали невесть кто, нас за людей не считают, на передок как скотину на бойню гонят. Ну, сменили мы флаги и что? Тебе или мне стало жить лучше?
— А разве нет? Ты-то не на зоне чалишься, свободен, гуляешь.
— Ага. — Сюндель ухмыльнулся. — Да как по мне, уж лучше на зоне. Чифири, играй в картишки. Желаешь работать ступай вкалывай. Условно досрочное от горбатишь, годик другой скостят. А нет, так дурака валяй. Никто тебя за это не пристрелит. А главное, режим и порядок. Завтрак, обед и ужин, всё по расписанию. Блатные здесь, мужики там. Всё по понятиям. Да мне и сидеть оставалось пять месяцев и четыре дня.
— Вот и сидел бы. Чего выперся?
— А кто меня спрашивал?
— Ты ещё скажи палкой выгоняли. — Не поверил Михалыч. — Вашего брата в ополчении каждый второй. Не спросили его. А сам-то чего, мозгов не хватило?
— Расфигачили вояки родимую. Ушлёпки повадились, к забору по начам миномёты таскать. Шарахнут раз пять и уходят. Неделю фигачили и ничего, а потом бабах и всё. Я больше десятка прилётов насчитал. Забор напрочь разнесло. Видал я миномёты и тех, кто из них стрелял. Железо и мясо.
— А чего не драпанул, если забор напрочь?
— Дурак, потому и не встал на лыжи. За новый мир ломанулся. За новые правила, законы. Да мне и выбора-то не оставили. Кум и пупкари, все как один агитировали за новую власть. — Сюндель бросил в огонь палку. — Сразу не сделал чух-чух, а поутру поздно было. Оружие в зубы и на передок.
— Зачем брал? Откажись и все дела.
— Ага. — Сюндель кивнул. — Те, кто отказались, в ярочке
лежат. Постреляли их как бешенных собак.
— И кто это сделал?
— Точно не скажу. Слушок прошёл, кум и его пупкори братву положили. Быстро они погоны перекрасили, на подвал перебрались твари. Служба безопасности во как. Бизнес, машины, хаты отжимают. А кто не согласен, на подвал.