Зазеркальная Империя. Трилогия
Шрифт:
— Вы же оружия в руки не брали…
— А кто станет разбираться? Измена или пособничество — одна сатана… Трибунал и… в расход, в двадцать четыре часа.
Милые и пушистые животные семейства кошачьих, обитающие, вопреки всем утверждениям высокоученых анатомов, внутри человека и известные под собирательным названием «совесть», все сильнее скребли душу Владимира, сладострастно запуская в нее свои длиннющие когти.
«Да-а, подлецом вы становитесь, господин бывший гусар, причем чем дальше, тем больше… Знали бы товарищи по полку да Сашка Бежецкий — руки
— Да мне и податься-то некуда в Короне, — бубнил тем временем в нос Войцех, старательно глядя в зашторенное окно. — Маменька давным-давно померла — я еще совсем сопляком был, папаша лет пять как обанкротился, и сам теперь с хлеба на воду перебивается, чтобы младшеньких прокормить да в люди вывести… Я ведь и в армию-то подался не за романтикой, а чтобы после службы в университете за казенный счет учиться. Знаете, сколько за семестр паны профессора дерут?.. То-то… А сейчас я куда? Пусть даже документы себе липовые выправлю на чужое имя… В Краков? В Гданьск? К немцам? Кому я там нужен?..
Совершенно неожиданно поляк длинно, по-ребячьи, всхлипнул, и Владимир внезапно понял, что гнусавый голос друга вызван не только насморком…
Бекбулатов порывисто вскочил со своего места и неуклюже, скованно обнял всхлипывающего спутника за плечи.
— Куда ж я без тебя, Войцех… Прости меня, дурака… Не брошу я тебя: вместе начали, вместе до цели доберемся…
Поляк уткнул лицо в грудь штаб-ротмистра и зарыдал в голос. Только в этот момент Владимир осознал, что его спутник, несмотря на свою внешность и пристрастие к Бахусу, еще совсем мальчишка…
— А в город-то не пойдем, что ли? — вместе с бодростью духа к Войцеху вернулась и его любознательность.
— Чего мы там забыли? — буркнул Берестов, больше, чем обычно, припадающий на натруженную ногу. — Куда вы там такие сунетесь? Да вам сейчас только на огород-ворон пугать! Лесом пройдем. Через железную дорогу перевалим, а там — рукой подать…
— В самом деле, Войцех, — поддержал проводника Бекбулатов. — Мы же не на экскурсии здесь: переберемся, если выгорит, в Империю — насмотритесь всего вдоволь!
— Да я что?.. Я ничего… Жалко только: мимо пройти и ничего не увидеть…
Хлюпавшая под ногами ледяная грязь, оставшаяся после сугробов, растаявших в последнюю очередь под кронами деревьев, вполне могла сойти и за бергландскую и за любую другую — ничего особенного в ней не было. Войцех уже два раза успел в этом убедиться на собственном опыте, плюхнувшись в нее со всего размаха, после чего Бекбулатов крепко держал его за локоть, справедливо полагая, что потерять спутника, возможно, на последних метрах пути будет несправедливо как для него самого, так и для истории…
Не верилось, что в каком-то километре-полутора от пробирающихся околицей, словно
Под ногами захрустела щебенка, и спутники украдкой, ежеминутно оглядываясь, торопливо перевалили через широкую насыпь с несколькими рядами блестящих даже в темноте рельсов с бетонными шпалами, плавной дугой уходящих в проем в высоком валу, по вершине которого редко-редко проносились неразличимые в темноте автомобили, слепо шарящие впереди себя мощными лучами фар.
— Куда столько путей? — поинтересовался отрывисто, чтобы не сбить дыхание, Владимир у тяжело дышащего проводника. — Такое оживленное железнодорожное движение?..
— Да нет, ветка тупиковая… Заводов просто несколько да электростанция в придачу… Уголь подвозят, то да се…
— Понятно…
— Господа! — возмущенно вякнул Пшимановский, намеревавшийся было снова спикировать, на этот раз с насыпи, но удержанный в последний момент за воротник Бекбулатовым. — Откуда такое пренебрежение? Рядом, в двух шагах, совершенно новое, никем не виданное общественное образование, терра инкогнита, так сказать, а они: «Рельсы, уголь, то да се…» Вы еще навоз сюда приплетите!
— Для кого «инкогнита», а для кого и нет… — буркнул Берестов, подхватывая малость нетвердого на ноги поляка под другую руку: кажется, доморощенные эскулапы несколько переборщили с действенными, но небезопасными народными средствами, пытаясь в кратчайшие сроки привести в норму захворавшего не ко времени Пшимановского. — Я тут, милок, шесть с лишним десятков лет прожил… Не забыл, часом? Ты только попади тут кое-кому в руки — сразу разъяснят и про рельсы, и про уголь… И про навоз не забудут… А также про Маркса, Энгельса, Ленина, Октябрьскую революцию, Советскую власть и политику партии на современном этапе…
Войцех попытался было спорить, но старик властно одернул его:
— Нишкни! Тихо, я сказал! Вроде пришли…
Оставалось только догадываться, как Берестову удавалось верно ориентироваться в узеньких проходах среди кварталов одинаковых, будто посылочные ящики, небольших домиков, сильно напоминавших собачьи будки и огороженных заборами из разнообразнейших материалов: от неровного занозистого штакетника и мятой алюминиевой проволоки, натянутой на вбитые в землю трубы, до высоченного частокола из каких-то рифленых и дырчатых металлических полос. Не иначе помогала ему в этом нелегком деле ущербная луна, внезапно вынырнувшая из-за облаков и теперь заливавшая все вокруг ярким призрачным светом, заставлявшим предметы отбрасывать многометровые чернильные тени, в которых все пропадало, словно в пресловутых черных дырах.