Заживо погребенные
Шрифт:
– Вы любите кофе, Дэвид?
Он отодвинул сэндвич и кофе.
– Спасибо, я не буду. Я не голоден.
Мерсер начал задавать общие вопросы о родословной. Молодой человек нервничал, избегал смотреть в глаза. Руки на коленях был сжаты. Голос временами дрожал. Правда, подобная ситуация любого бы испугала.
Рассказывая о том, какое он получил образование, Дэвид не упомянул об учебе в Англии.
– Когда вы учились в Гарварде? – спросила я, надеясь услышать в ответе слово «class», созвучное с «ass». He мелькнет ли легкий
Дэвид произнес не только это слово, но и слово «pass». В его речи не было даже намека на британское произношение.
Мерсер стал расспрашивать Дэвида о датах. Он ориентировался в них плохо. Но когда мы стали говорить о давних событиях, никаких претензий к нему мы предъявить не могли: закон предусматривает, что Человек не может дать подробный отчет в том, что он делал четыре-пять лет назад. Пока Мерсер ворошил этот груз, я думала над ответами Дэвида. Иногда он казался совершенно искренним; иногда, когда выражение его лица вдруг совпадало с тем, которое было зафиксировано на фотороботе, я была готова отправить его в камеру, запереть дверь и выбросить ключ. ДНК была единственно бесспорным критерием, что наука могла устранить наши сомнения в двадцать четыре часа.
Через сорок пять минут вопросов и ответов «не помню» Петерсон постучал в дверь и улыбнулся мне, предлагая сигареты, свою зажигалку и пепельницу.
– Забыл, год назад капитан отказался от своих законных принадлежностей по требованию мэра. Для вас мы смягчим правила.
Он помнил окурок, найденный на крыльце, недалеко от места происшествия. Преступник курил. Слюна Дэвида на сигарете тоже могла бы стать материалом для анализа ДНК.
Мы с Мерсером взяли по сигарете, подавая пример. Но Дэвид Масуана сморщил нос, когда мы прикуривали.
– Спасибо, я не курю.
Может, так оно и было. А может, достаточно умен, чтобы понять, что мы хотим заполучить улики.
Время шло. Теперь Мерсер был настроен играть по-грубому. Неточности в недавних датах – они могли свидетельствовать о том, что Дэвид совершил январские преступления, – были для нас неприемлемы. Мерсер настаивал на четкости и точности. Люди поколения Дэвида хранят всю информацию – она есть в карманных компьютерах, на отрывных календарях.
В конце концов он предложил Дэвиду добровольно сдать образец ДНК. Для этого нужно было всего лишь провести ватной палочкой у него во рту. Молодой человек залился слезами и, естественно, отказался. Сказал, что ему нужно поговорить с отцом.
Мерсер достал из папки фоторобот насильника и сунул его под нос Дэвиду. Он был основным подозреваемым. Тот машинально отпрянул и тяжело задышал.
– Он похож… похож на меня… но кто давал показания? Белые женщины? У меня много признаков… чтобы перепутать…
Темно-коричневая кожа Мерсера была почти такого же цвета, как у Дэвида. Он подался к нему и проговорил:
– Только не надо болтать, что все мы выглядим одинаково, хорошо?
Снова постучали. Петерсон приоткрыл дверь и знаком подозвал меня. Я была раздражена этим вторжением: казалось, Мерсер вот-вот расколет преступника.
– Извини, Алекс, я решил, что тебя нужно позвать к телефону. Дарен Уаксон, начальник протокола.
Я подняла трубку и резко проговорила:
– Да, мистер Уаксон?
– Мисс Купер, хотелось бы узнать, как долго вы будете держать посла с сыном в участке. Уже седьмой час. Если вы намерены что-то предпринять в их отношении, я бы хотел узнать об этом как можно скорее.
Я не торопилась с ответом. Кто-то из полицейских мог проболтаться, что видел их внизу.
– Кто сказал вам, что мистер Масуана здесь?
– Он позвонил мне, чтобы поблагодарить. Соответственно, рассказал, что у вас там происходит.
– Поблагодарить вас? За что? За то, что вы рассказали ему, что окружной прокурор запросил сведения из миграционной службы? И рассказали, что интересует следствие?
– Мисс Купер, я информирую все представительства. Таков порядок. Протокол требует…
– Когда это было? В котором часу вы сказали об этом мистеру Масуана?
– Сегодня днем, незадолго до того, как передал детективу Уоллесу список с адресами.
Мерсер считал, что благодаря агенту миграционной службы обвел Масуана вокруг пальца. Но тот все это время знал, что мы проверяли, не являются ли его сыновья серийными насильниками.
– Ни в коем случае нельзя было ему об этом говорить!
– Мисс Купер, – гневно проговорил Уаксон. – Мне не нужен международный скандал из-за каких-то пяти истеричек.
Майк Чэпмен назвал бы его долбанным идиотом и пригрозил арестом за то, что он чинит препятствия следствию.
– Истерички?! Вы что, женоненавистник?! Понимаю, вас потревожили. Но если только окажется, что вы дали возможность преступнику ускользнуть от нас и уехать из страны, я приведу вам парочку потерпевших – прямо в офис! И вы, глядя им в глаза, растолкуете им, как работает ваш принцип дипломатической неприкосновенности.
Бросив трубку, я велела Петерсону продолжить допрос. Надо было испросить разрешения у хитреца Масуана взять пробу у Дэвида, чтобы исключить того из числа подозреваемых.
– Надо за ним присматривать, – продолжала я. – Скорее всего, он свяжется со старшим по сотовому. Пусть думает, что мы выехали на место нового изнасилования. Задержи их здесь как можно дольше.
Открыв дверь кабинета, я позвала Мерсера.
– Нам с тобой надо в аэропорт. Скажи послу что угодно, но только не это. Скажи, что нас вызвали по другому делу. Нам нужно успеть на рейс.
Глава 39
Около девяти часов вечера мы с Мерсером сидели в его машине на перекрестке 67-й и Парк-авеню.