Здесь и сейчас
Шрифт:
А он так радуется этой возможности пойти в буфет! У меня даже грудь болезненно сдавливает. Подойдя к стойке, Итан кладет себе четыре огромные вафли, два пончика, мисочку гранолы, чашку йогурта, пристраивает тарелку с сосиской и беконом, высокий стакан с молоком и стакан апельсинового сока.
– Смотри, Хенни, тут есть эклерчики с шоколадом! – радостно кричит он мне через весь зал.
Я кладу себе эклер, кое-что из фруктов, но сейчас мне вряд ли что в горло полезет.
Почти все столики еще пустые. Садимся у окна, чтобы видеть океан. Вода сейчас особенно
– Сегодня наш день, – говорит Итан, уплетая вафли.
Еще вчера вечером я с волнением ждала этого дня. Теперь же сердце замирает от страха.
– После завтрака выезжаем. Где-то сразу после полудня нам надо быть уже поближе к Тинеку, – говорит он, протыкая вилкой сосиску. – А когда будет нечего делать, научу тебя играть в «черви».
– Думай лучше о деле.
– Я и думаю. Вот научу тебя играть в «черви», и ты будешь в полном порядке.
– Ага. Сразу стану нормальной девочкой двадцать первого века, да? – Мне хочется плакать. Не хочу быть в полном порядке.
– Да, мэм.
– Но ведь есть еще много чего, чему ты мог бы меня научить. Научишь в «черви» и на этом все?
Итан на мгновение прекращает жевать и внимательно смотрит на меня:
– Ты что, смеешься? Ни в коем случае! О, не волнуйся, я научу тебя еще многому!
Я гляжу, как он уписывает за обе щеки, с каплей сиропа на подбородке, словно поставил перед собой задачу съесть все, что имеется в этом буфете а-ля фуршет, и в душе даю себе клятву.
Не дам ему погибнуть. Не дам, и все, чего бы это мне ни стоило. Плевать, какое будет будущее, но оно будет именно то, какое выберу я, будущее, где Итан не погибнет, потому что я не позволю ему этого сделать.
Глава 17
Итан смотрит на дорогу, а я смотрю на Итана. Мне страшно оторвать от него взгляд. Он быстро поворачивает голову, чтобы взглянуть на меня.
– Что это с тобой? Что-то не так?
Сказать или не сказать? Скрещиваю два пальца. Наверное, надо сказать, но я не могу. Произнесенные слова могут обладать способностью воздействовать на реальность, а этого допустить нельзя. Пока это всего лишь слова, напечатанные мелким шрифтом в газете, а информация, напечатанная в газете, скоро станет неверной. И никому о том знать не обязательно.
Еще я боюсь, что, узнав о некрологе, Итан упадет духом, смирится со своей злой судьбой. Неужели вопреки всем его усилиям предотвратить ужасное будущее оно все-таки осуществится?
Нет уж, лучше держать рот на замке. Я – единственный человек, который об этом знает. Я отчаянно люблю Итана и стану для него сегодня защитницей и стражем.
Усилием воли заставляю себя отвернуться и не смотреть на него. Теперь мои глаза, снова обретшие прекрасное зрение, считают въезды на парковую автостраду Штата садов [1] , и, читая названия – Манахокин, река Форкд, Айленд-Хайтс, Плезант-Плейнс, Эсбери-Парк, Нептьюн, – я вижу в этих словах странную поэзию. И тут в голову приходит одна мысль.
1
Штат
– Можешь сейчас свернуть?
– На этот выезд?
– Да.
– Здесь?
– Да, думаю, здесь, – отвечаю я, читая дорожные знаки.
Итан сворачивает и спрашивает:
– А что здесь такое?
Я верчусь на сиденье, глядя то в одну сторону, то в другую:
– Узнаю некоторые названия. Хотя выглядит тут все несколько иначе.
– Ладно. – Итан останавливает машину на перекрестке. – Теперь куда?
Изучаю знаки. Размышляю.
– Налево. Кажется…
– Есть: «кажется, налево».
– Теперь прямо. – Едем примерно милю, я стараюсь припомнить. – Сверни здесь.
– Слушаюсь.
– Теперь прямо. – Я встала на колени. – Вон туда. Видишь здание?
– Школа, что ли?
– Да. Остановись.
Итан жмет на тормоз и останавливается перед фасадом. Сегодня суббота, в школе никого нет.
– Глазам своим не верю, – едва слышно произношу я, вылезая из машины.
Итан идет за мной по траве на самый верх небольшого холма, откуда видна игровая площадка позади здания школы.
– Знаешь, что это такое?
– Не знаю.
– Здесь была местная средняя школа, прямо рядом с нашим домом. То есть еще до того. До того, как мы оказались здесь.
Итан широко открывает глаза:
– Да ты что! Прямо здесь, что ли?
– Я почти уверена.
Школьный двор зарос цветущими деревьями, мягкие солнечные лучи греют голову. Воспоминания, связанные со школой, наполняют душу тревогой, но, как ни странно, находиться здесь приятно, как-то даже утешает. Дает ощущение непрерывности жизни, которой я давно не испытывала.
Господи, до чего же хочется остаться здесь и никуда не ехать. Потому что здесь с Итаном ничего плохого случиться не может. Можно хоть весь день сидеть на траве, глядеть на облака, слушать пение птиц. Никакой опасности, никаких автомобильных катастроф или убийств. Можно обнять его и не выпускать из рук, пока не закончится день.
– Ты что, ходила в эту школу? – спрашивает он и берет меня за руку.
– Нет. Должна была. Мне очень хотелось. Но школа закрылась как раз перед тем, как я пошла в детский сад. Говорили, временно, но она так больше и не открылась.
И снова ведерко опускается в глубокий, давно покинутый колодец памяти. И я сама удивляюсь, что оттуда извлекается на поверхность.
Итан смотрит на меня с любопытством, но внимательно:
– А в какую школу ты ходила?
– Ни в какую. Нас обучали дома. Папа очень серьезно к этому относился. Ты вот все дразнишь меня, что я такая умная. А моим учителем был один папа, других учителей не было, нам не разрешали выходить из дома.
– Твой папа был потрясающий учитель.
– Да, это правда, – киваю я. – И все равно мне хотелось ходить в эту школу, очень хотелось. Я только в книжках читала, как дети ходят в школу. Но в книжках ведь все не настоящее.