Здесь и теперь
Шрифт:
Когда я приехал в редакцию, Анатолий Александрович, задёрганный, взлохмаченный, говорящий сразу по двум телефонам, только и успел бросить:
— Всё знаю. Иди заключай трудовое соглашение, бери командировку и — вперёд!
Никогда ещё они так запросто не отправляли меня. Только с билетом оказалось сложнее: я с трудом достал билет на завтрашний ночной рейс.
Да и происшедшее в оставшееся время тоже было любопытно перебрать в памяти.
То, как я приехал возвратить Нине рукопись и оказался в большой квартире. В гостиной, куда она меня провела, сидели в полутьме на ковре какие-то девицы и под руководством пугающе худого маленького человечка
По крайней мере, именно Нинин муж встал первым и, чертыхаясь вполголоса, вышел. Я выскользнул из комнаты вслед.
— Что тут у вас происходит? — спросил я, входя за ним в кухню, где на холодильнике стояла высокая клетка с большим разноцветным попугаем.
— Вы кто — йог?
— Нет. Я просто Артур Крамер.
— А меня зовут Пашей, — с облегчением произнёс он. — Хотите выпить?
Человек этот сразу мне понравился. Хоть Паша в сорок лет, как оказалось, был доктор экономических наук и профессор, никакого занудства в нём не ощущалось. Он рассказал, что, с тех пор как они вернулись после трёхлетней работы в Мали, Нина вдруг увлеклась сперва хиромантией, потом китайским массажем, теперь вот начала кругить сферы, а на днях была у какого-то Игнатьича, вещающего о конце света…
— В самом деле — конец света! — Паша опрокинул в рот рюмку водки. — Пытаюсь понять. Высмеять ведь легче всего. Говорит, видит какие-то поля. Я ничего не вижу. А вы?
— Не знаю. Иногда что-то со мной происходило… До сих пор толком не задумывался. А вообще говоря, надо бы выйти на компетентного человека, который мог бы что-нибудь объяснить. Вон в книге вашей написано: Штаты целый институт создали. Они, говорят, денег на ветер не бросают.
— Читал я эту книгу! А вы уверены, что это не фальшивка, не лабуда для отвлечения наших с вами мозгов? Знаете, Артур, есть старый школьный товарищ — физик, членкор, руководитель целой группы институтов. Он-то должен был интересоваться, что-то соображать. Его мнение было бы для меня решающим. Я бы тогда всю эту публику на порог не пускал!
— Что ж, мне тоже было бы любопытно с ним встретиться.
— Давайте! — загорелся Паша. — Хоть сейчас созвонюсь с ним, и завтра поедем вместе! Сегодня уже поздно.
— Не получится. У меня билет в кармане. Завтра ночью лечу в командировку.
— Так это ночью! Пойдемте, Артур, мне одному или даже с Ниной просто неудобно идти к нему по этому делу. Давно не виделись, я учёный, он учёный, и вдруг прихожу, ляпаю: «Гоша, а что, хиромантия — это серьёзно? А все эти поля–огороды вокруг личности — есть или нет? А как насчёт конца света?» Язык не повернётся!
— Понятно. Ну, если завтра вечером и не очень поздно — у меня повернётся.
— Ох, простите! Я не хотел вас обидеть. Вы понимаете, моя Нина год диссертацию не может дописать, занимается черт знает чем, водит сюда толпы сомнительных типов. После работы мою посуду, сдаю белье в прачечную, добываю продукты, а тут, видите ли, крутят сферы!
— Паша, а вдруг это серьёзно?
— Что — это?! — выкрикнул в раздражении Павел. И тут в гостиной послышался шум, раздались тревожные голоса. Павел вскочил, на пороге кухни столкнулся с Ниной.
— Воды! —
— Этого ещё не хватало, — сквозь зубы пробормотал Паша, наливая в стакан воду.
К счастью, упавшая в обморок девица пришла в себя, и вся компания быстро испарилась. Первым удалился худенький человечек с большой бородой.
— Не уходите, Артур, умоляю вас, — шепнул Павел. — Ну хоть ещё полчасика, чаю попьём.
Я понял: если уйду вслед за всеми, тут разразится семейный скандал.
Пока ужинали, пили чай, пока Паша созванивался со своим членкором, Нина все жаловалась на мужа: мол, закоснел, ничем не интересуется, еле уговорила попробовать вращать сферы, и то вышел. Не усидел.
Я почувствовал скрытый упрёк, обращённый и ко мне, сказал:
— Сколько я понял, у всех ничего не получалось.
— Да потому что один закрытый человек мешает созданию общей ауры! — с досадой ответила Нина.
— Значит, я тоже закрыт?
— Вы-то как раз открыты. Поле у вас — на полкомнаты!
Услышав эту фразу, Паша даже побледнел от злости. А я, предупреждая взрыв, поспешно спросил:
— Нина, неужели вы все это видите?
— Да я целый год этим живу, у меня, представьте, знакомые есть, которые занимаются в специальной лаборатории. Да, в специальной! Между прочим, там и кандидаты, и даже доктора наук.
— Где же эта лаборатория?
— Вас обязательно туда отведут. — В глазах Нины стояли слезы. — А я из-за него до сих пор там не была.
— Артур завтра уезжает, — вмешался Паша.
— Ничего. Приеду из командировки — обязательно пойду. Ведь нужно выслушать и другую точку зрения, не так ли?
Тот нехотя кивнул.
Мне почему-то показалось, что при Нине о завтрашнем визите лучше не говорить, Паше это было бы неприятно.
И я не ошибся. Провожая меня к троллейбусной остановке, Паша сказал, что заедет за мной на машине к семи часам вечера, а после посещения членкора отвезёт прямо в Домодедово, в аэропорт.
Сейчас, разглядывая калейдоскоп московской жизни отсюда, из летящего самолёта, я поймал себя на ощущении, что все происходившее там, внизу, казалось несколько нелепым, ненастоящим, как африканский попугай, томящийся в клетке на холодильнике. Как этот членкор Георгий Николаевич, Гоша, которого, кроме каких-то сложнейших интриг в своих институтах, вроде ничего и не интересовало.
Когда я храбро завёл разговор о том, ради чего мы с Пашей прибыли, тот только отмахнулся:
— Не берите себе в голову. Ноль. Пустое дело. Такое уже было при распаде Римской империи — всякого рода пророки, волшебные исцеления, нимбы. И перед первой мировой — спиритизм, Распутин, так называемые ясновидцы. Жалко, жена с сыном на даче — нечем вас угостить… Скажите, вы случайно не собираете марки? Меня интересуют почтовые знаки любых стран до сорок пятого года.
— Где-то что-то осталось от дедушки. — В тот момент я остро пожалел Нину: каково-то ей будет теперь?
— Голубчик, умоляю, разыщите! Дайте мне ваш телефон, я сам позвоню, не то забудете.
Я оставил ему номер своего телефона, и мы с Пашей поехали в Домодедово.
По дороге Паша спросил:
— Ну и что, теперь после этого пойдёте вы в ту самую мифическую лабораторию?
— Обязательно. Видите ли, вы же не станете спорить, что истина одна. Кто-то ошибается. Или Нина, ну и остальные с ней, или ваш Гоша вместе со всей официальной наукой. Во всяком случае, пока что большее уважение у меня вызывают Нина и такие люди, как Игнатьич. Отмахнуться ведь легче всего.