Здесь вам не причинят никакого вреда
Шрифт:
Стон кровати, шаги, дверь стенного шкафа захлопывается.
Глава 12
Честное сестренковское
Если ваши действия не привели к ожидаемому результату, значит, вы ожидали не тот результат.
Лучший отдых – смена деятельности на бездеятельность.
Все-таки прав был старый
Увы, препятствие в лице впавшей в истерику администрации оказалось посерьезней всех кошмарных преступных сообществ. Больше всего должностную тетку интересовал вопрос, зачем Георг сломал ее аэропорт. На все объяснения о сложностях проведения следственно-розыскных мероприятий в таких условиях администраторша вопила: «Не говорите мне про сложности, я все понимаю, я не девочка, вы объясните, зачем вы сломали мой аэропорт?!»
Прибытие к месту шума других заинтересованных лиц – от сутулого охотника Пять Рук Три Ноги до начальника таможни – только усугубляло положение. Администраторша налетала на новоприбывших с вопросом про сломанный аэропорт, те пытались понять, входили в положение Георга, пытались объяснить, и администраторша снова заводила песню про девочку…
– Я так и знала, что этим все кончится! – голосила тетка, тыча в торчащего из стены полицейского десятью пальцами одновременно. – Я сразу все знала!
– Если вы сразу все знали, вам следовало сразу нас обо всем предупредить, – сказала Мари, обеспечив целых десять секунд тишины, в течение которых администрация оскорбленно хватала ртом воздух.
На Поглядывающий Ящик, который, не слишком таясь, поглядывал на человеческое столпотворение, никто внимания не обращал. Но самое удивительное – ни один человек не заинтересовался, а каким, собственно, способом старший инспектор попал в бетонную стену.
Наконец пришли снулые аварийщики. Завидев Мари, они чудесным образом преобразились («Прямо как Хамелеон», – подумала девушка), стали бравыми ребятами и всего за 15 минут, виртуозно, не задев даже штанин инструктора, разворотили стену.
В итоге монотонно ругающегося Георга вынесли из аэропорта одновременно с восходом солнца.
– А знаешь, – сказал инструктор, когда его доставили в госпиталь, загипсовали и уложили на койку, – я в этом вижу свою положительную сторону.
Курсантка не стала уточнять, что шеф имеет в виду: многочасовое висение в стене, шутки-прибаутки, с которыми его выковыривали аварийщики, или трещину на всю голень. Каждое из этих событий могло иметь свою положительную сторону.
– Я хоть отдохну, – продолжил полицейский. – Сто лет не был в отпуске. А тут раз – и отпуск. За казенный счет. Замечательно. Можно ничего не делать. Лежи себе. Расслабляйся. Плюй в потолок. Чихай в окно. Кашляй в…
С каждой фразой голос Георга становился все более напряженным. Мари поняла, что человека нужно спасать.
– Подождите расслабляться, шеф! – воскликнула она. – Сначала помогите составить оперативный план дальнейших
– Запросто, – сказал Георг. – Иди домой и ложись. Лежи, расслабляйся, чихай в потолок, плюй в окно…
– Вы думаете, Омордень сам на меня выйдет?
– Я думаю… Нет, я не думаю. Я приказываю: до моего возвращения ничего не предпринимать!
Георг для убедительности покачал ногой в гипсе. За ночь Мари научилась разбираться в малейших нюансах поведения начальственных ног. Сейчас левая нога выражала среднюю степень раздражения.
– Что именно не предпринимать? – уточнила Мари.
– Не искать Омордня, не искать его сообщников, не искать свидетелей, не соваться в притоны… – Георг поймал внимательный, запоминающий взгляд курсантки и поперхнулся. – Ты еще записывать начни! Ничего не предпринимать! Отправляешься в отгул и отгуливаешь, пока я не стану на ноги… на ногу!
Теперь подергивание ноги означало, что полицейский озлоблен глупостью подчиненной.
– Шеф, я, конечно, желаю вам скорейшего выздоровления… но давайте посмотрим правде в глаза.
Инструктор, за неимением лучшего, посмотрел в глаза курсантке.
– Вас выпустят не раньше, чем через пять дней. Омордень вышел из спячки неделю назад, а может и раньше, мы точно не знаем. Значит, он в любой момент может снова залечь в свою берлогу.
Мари остановилась, ожидая реакции шефа.
– Продолжай, продолжай, – подбодрил ее шеф. – Омордень заляжет в берлогу и…
– И тогда мы его уже точно не достанем.
– Потому что…
– Потому что он будет спать в берлоге.
– Вместо того, чтобы…
– Пугать по ночам детей.
– И что в этом плохого?
Мари нахмурилась. Нить беседы от нее ускользнула.
– Омордень спит в своей берлоге, детей не пугает, полицейских не глотает, простых кошмаров с толку не сбивает. Что плохого-то?
– Но он же пока не спит…
– Ты сказала «в любой момент», – напомнил Георг.
– Но ведь он по-любому через десять лет вернется…
– То есть десять лет можно о нем не думать? Отлично! Разве это не счастье?
Признаков счастья на лице инструктора Мари не заметила, поэтому решила прояснить ситуацию до конца.
– Вы предлагаете нам не ловить Омордня, а дождаться, пока он наестся и сам уйдет?
– Поправочка! – воскликнул Георг. – Не нам не ловить Омордня, а тебе не ловить Омордня. Давайте вы с Оморднем дождетесь меня, и тогда мы попробуем что-нибудь сделать. Договорились? Вот и хорошо.
С этим словами инструктор отвернулся к стене, давая понять, что инструктаж закончен. Мари встала.
– А если ты хочешь спросить, – глухо сказал Георг в стену, – а как же те шесть полицейских, неужели я позволю остаться им неотмщенными, так вот: не позволю, но мстить Омордню еще и за тебя не собираюсь.
– Укольчики! – пропела пухлая медсестра, вплывая в палату. – Пациент, снимайте трусы.
– Видишь? – инструктор резко повернулся к курсантке. – Видишь, к чему приводит твое упрямство? Хочешь оказаться на моем месте? Вот в этой койке? Нет? Тогда приказываю: марш в отгул, и чтобы ничего, слышишь – ничего – не делала!