Здесь вам не причинят никакого вреда
Шрифт:
«Вдох, раз-два-три, выдох, четыре, – размышляла курсантка, – что мы имеем? Вдох. Никто не ищет ужасы – раз. Ужасы сами находят жертв – два. Где жертва, там и ужас – три. Выдох. Значит, ищем жертву – четыре».
Курсантка глянула на часы. 22:03. До дома сестры оставалось минут пять легкого бега.
– Час! – приказала она себе. – Шестьдесят минут ищу, потом бегу к Ирэн. Еще час на празднование, сестру – в постель, и вперед. В смысле – назад, снова бегать… искать. К утру можно обежать… обыскать
Мари свернула во дворы. Теперь она бежала мягко, как учили на занятиях по скрытному перемещению («Никто не заподозрит полицейского в человеке, которого не видно и не слышно»), перекатывалась с пятки на носок и бесшумно дышала. Так было медленнее, зато лучше слышно. Временами курсантка застывала под балконами и прислушивалась еще тщательнее. Ни одного детского вскрика или протяжного скрипа. Зато из каждого третьего окна доносились выстрелы, вопли и четкие энергичные команды: шел популярный сериал про полицейских.
В 22:08 Мари ждал первый, хотя и сомнительный, успех. В длинной темной арке между домами она застукала Хруса. Ужас, прислонившись к стене, меланхолично щелкал локтями и лязгал суставами. Получалось очень похоже на затаившуюся в подворотне банду, по самые локти вооруженную выкидными ножами, кастетами и ржавыми обрезами.
– Не, ну что за… – расстроился Хрус, завидев Мари. – Опять полиция!
«Никто не заподозрит полицейского в человеке, – подумала курсантка, – если этот человек не забудет перед секретной операцией снять полицейскую форму».
– Расслабься, Хрус, – бросила она на ходу. – Не до тебя сегодня.
«Уж лучше пусть здесь взрослых попугивает, – подумала она, выбегая из-под арки, – чем по детишкам рыскать. Детишки-то в такое время все по домам сидят».
За следующие двадцать минут Мари приметила в темных дворах и переулках безголового Одекорбита, растрепанную Вымру, трясущегося Отломня, парочку незнакомых ужасов, по виду – типичных представителей кошмарной мелюзги. Один раз ей показалось, что в окно городского музея влетела Драбаруха.
А в 22:29 девушка убедилась, что версия о сидящих по домам детишках ошибочна.
На лавочке у подъезда, прямо под фонарем сидел мальчишка лет семи. Возможно, он вышел подышать свежим воздухом. Или ждал родителей, которые задержались в гостях. Или, наоборот, из принципа не возвращался домой, потому что поспорил с родителями. Но больше всего мальчишка напоминал нахохлившегося птенца, который забрался на самое видное место, чтобы спрятаться от кошки.
– Привет, – осторожно сказала Мари.
Мальчик вздрогнул и поднял глаза. Бледнел он с еще большей скоростью, чем Мари умела краснеть.
– Ты что, испугался? Ага, понятно. Это я слишком тихо подкралась. Сейчас…
Девушка вернулась за
Второй раз она появилась перед мальчиком, громко топая и гремя, как испорченная колокольня.
Мальчик перестал бледнеть и почти улыбнулся.
– Ну привет! – сказала курсантка самым грубым голосом. – Как дела?
– Хорошо, – сказал мальчик, – ты не он.
«Ну и денек, – подумала Мари, – все видят во мне женщину».
– Угадал, – сказала она, – я не он. Я она. А он – это кто? Папа? Отчим?
Мальчик помотал головой.
– Папа у меня хороший. Они с мамой уже спят.
«Ну вот, – подумала Мари одновременно с облегчением и сожалением, – наверное, выскочил и дверь захлопнул».
– Не проблема, – сказала девушка, – я через форточку могу залезть.
– Хорошо, – серьезно сказал мальчик, – только давай через час. А то скоро одиннадцать. А Он вылезает из шкафа в одиннадцать. Ты со мной посидишь?
«Он? Омордень? – подумала девушка. – Или не Омордень? Из шкафа вылезает, значит, кто-то из крупных».
Она села на лавочку.
– Пока мы все равно сидим, расскажи-ка мне про него… то есть про Него.
Мальчик вдруг обнял курсантку и заговорил прямо в ее куртку:
– Он уже два раза приходил. Он сказал, что сегодня снова придет. И съест меня. Я папе говорил, а он шутит, он говорит: «Тебя, Алекс, давно пора съесть, потому что ты сам ничего не кушаешь». А я потому и не кушаю, что его боюсь. Не папу боюсь, а этого. Он в одиннадцать… я вылез… они спят…
Мари посмотрела наверх, куда тыкал Алекс. На четвертом этаже, совсем рядом с пожарной лестницей, она увидела раскрытое окно.
«Ого, – подумала девушка, – здорово его припекло».
– Это ты сам по лестнице спустился! Молодец! И не страшно было?
– Страшно, – мальчик оторвался от куртки, глаза его, как ни странно, были совершенно сухими, – но Он страшнее.
– Все равно, Алекс, ты страшно сме… очень смелый. А ужасы, они только трусам могут навредить.
Алекс помотал головой.
– Нет, – прошептал он, – этот может и смелого съесть. Он сам говорил, что съел шесть полицейских. В полицейские только смелых берут, правда?
«Ну вот, – отрешенно подумала Мари, – ловец и прибежал к зверю».
– Точно, – сказала она, – я сама полицейский. Курсант Мари. Вот, смотри, шеврон. А вот это – значок Высшей Школы Полиции.
– А-а-а, школы… Плохо.
– Почему?
– В школе плохо. Я подсказал на уроке… одной девочке, а учительница сказала, что за это ко мне придет ночью кошмар. И он пришел.