Здесь я устанавливаю правила
Шрифт:
— Правда. Подумал, что ты выбрала бы такой вариант, а не стала обращаться к заводчику.
Инга улыбнулась — впервые за время их знакомства совершенно искренне и не настороженно.
— Это точно, — она наконец позволила котёнку сбежать с дивана, потянулась к бокалу. — Не понимаю, зачем специально кого-то искать, если рядом столько тех, кому нужна помощь. Им ведь важнее найти хозяина.
— Наверное, в детстве ты подкармливала всех окрестных бездомышей? — с улыбкой предположил Феликс.
Инга беззаботно рассмеялась
— Представляю, какой был бы скандал, если бы я так сделала! Мама всегда боялась, что незнакомые животные могут оказаться заразными. Мне нельзя было к ним подходить.
— И ты слушалась? Даже когда родители не видели? — недоверчиво поинтересовался Феликс. Узнавать о ней даже незначительные мелочи оказалось на удивление увлекательно.
— Да. Наверное, во мне чего-то не хватало — авантюризма, или жажды адреналина, или просто решительности. Но у меня всегда всё было просто — или что-то можно, или нельзя. Без полутонов и оговорок.
Чего-чего, а уж авантюризма ей было не занимать. И решимости тоже. За последние дни у него была уйма возможностей в этом убедиться.
— А я был жутким ребёнком, — весело признался Феликс. — Влезал во все неприятности, в какие только можно.
— И с возрастом это не изменилось, да? — Инга снова засмеялась, но быстро посерьёзнела. — Неужели тебе нравится то, чем ты занимаешься?
Феликс помедлил с ответом. Как она умудряется даже в миролюбивом настроении задевать вещи, о которых хотелось бы не задумываться?
— Работа должна приносить деньги, а не удовольствие, — после минутного молчания отозвался он. — Вера в то, что бывает два в одном, обычно заканчивается где-то в старших классах. У особо упёртых — в первые годы самостоятельной жизни. Разве не так?
— Пожалуй, — сегодня она на удивление много соглашалась. — Моя работа тоже будет без радости. Когда-то я хотела стать кондитером. Смешно, правда? Папа очень разозлился, когда услышал. Сказал, непрестижное занятие… А мне всегда нравилось что-то делать самой, руками. Чтобы результат был заметен и приносил кому-то радость.
— Хорошее желание, — искренне одобрил он. — Ты ведь ещё можешь его реализовать.
Инга изумлённо распахнула глаза. Похоже, подобная мысль ещё не приходила ей в голову. И, похоже, именно сейчас, в свете открывшихся возможностей, она окончательно осознала, что осталась одна на свете. Вольная распоряжаться своей жизнью, как захочет, и совсем одинокая. Что из этого значимей?
— А что если некоторые мечты должны и оставаться мечтами? — неуверенно предположила Инга, залпом допивая порцию виски. — Сам же сказал, не бывает, чтобы работа в удовольствие…
В ней было слишком много здравомыслия, чтобы сознательно пожелать и дальше следовать воле родителя в память о нём или ещё из какой-нибудь сентиментальной чепухи. И в то же время менять жизнь и разбивать установленный миропорядок, на который она ориентировалась годами,
— У счастливых людей бывает, — Феликс пошёл на попятную, подумав, что дал маху. Это себя хорошо успокаивать циничными сентенциями, когда уже поздно метаться и что-то менять, а девочку не надо сбивать с толку. Чем чёрт не шутит, может, у неё что-нибудь и получится с занятием по душе. — Ты ведь не хочешь ничего недостижимого. А если не рискнёшь, через пару десятков лет станешь мучиться вопросом, как бы сложилась жизнь, если бы всё-таки попробовала.
— Откуда ты знаешь? — скептически скривилась Инга. — Не говори, что мечтал стать лётчиком или космонавтом, и воспоминания о неисполненной мечте не дают покоя.
— Я хотел стать ветеринаром, — серьёзно признался Феликс. — Или дрессировщиком в цирке. Кем-нибудь, кто работает с животными. А вместо этого только держу волкодавов, которых даже обучал не сам.
— Они хорошие, — заступилась Инга за собак, видимо, посчитав, что он отозвался о них с недостаточной теплотой. И вдруг завозилась, попыталась встать, что получилось не с первого раза.
— Ты куда? — поинтересовался он, с лёгким беспокойством наблюдая за действиями девушки. Похоже, она действительно раньше не пила крепкого и сейчас её развезло от каких-то ста грамм.
— Мне надо к собачкам, — решительно сообщила Инга. — Я его обидела! Ножом в тело — это так больно, ужасно… Я не хотела! Мне нужно объяснить, чтобы он меня простил…
— Стой, стой, — он едва успел перехватить её на полпути к двери. — Инга, это плохая мысль. Собаки уже спят…
— Не-е… — она хитро улыбнулась, радуясь, что уличила его в обмане. — Они ночью гуляют! Я помню…
— Они плохо тебя знают и могут снова наброситься, — продолжил он увещевания, чувствуя себя крайне нелепо. — Давай завтра.
— Мне надо сейчас! — упёрлась Инга и уверенно продолжила путь к двери. — Он же ничего не знает! Обижается!
— Чёрт, Инга! — догнал уже у двери, поспешно прихлопнул рукой створку, помешав ей открыть.
Она обернулась и оказалась прижатой спиной к двери. Взгляд шальной, хмель хорошо дал в голову. Но не бессмысленный, видно, что связь с реальностью ещё не потеряла. Просто потянуло на приключения, все переживания из глубины души вырвались наружу.
— Беспокойная бесстрашная маленькая фея, — проговорил Феликс и сам вздрогнул от того, как изменился собственный голос.
Близость девушки и отсутствие хоть какой-нибудь тревоги или смятения в её взгляде уводили мысли совсем не в нужную сторону.
Инга огляделась с некоторой растерянностью, словно не могла понять, каким образом оказалась в ловушке между ним и запертой дверью. Вскинула руки и с неожиданной силой попыталась его оттолкнуть.
— Ну что такого? — с искренним непониманием возмутилась она. — Я же быстро, схожу и вернусь!