Здравствуй, Фобос !
Шрифт:
Сорок лет тому назад эффектом "субъективной реальности" воспользовался в научных целях молодой магистр медицины Добрак.
В одном из десантных подразделений солдаты прыгали с парашютом. Для тренировки малоопытных парашютистов применялся аэростат. И вот парашют десантника-первогодка с подходящей фамилией Выскочил раскрылся слишком рано. Ветер прижал шелковое полотнище к снастям аэростата, обмотал, запутал так, что потом пришлось распарывать ножами. Бедняга Выскочил повис на стропах над двухкилометровой пропастью. Он извивался, как червь на удочке. Ему бросали веревку из гондолы. Сначала солдат пытался поймать ее, потом выбился из сил и повис мешком. Некоторые уверяли, что на втором часу висения Выскочил запел - должно быть, умом тронулся... Экипаж вертолета его снять не сумел. Пришлось спускать аэростат. В общей сложности солдат пробыл в подвешенном состоянии свыше
– А я не знаю, пан доктор!
– упорно твердил Выскочил.
– Поначалу, конечно, вроде бы все в брюхе оборвалось, а потом будто одурь какая... да нет, не упомню, хоть режьте! Худо было, и все тут... Думал, смерть моя пришла!
Конечно, работать с подобным пациентом было так же ловко, как танцевать в мешке. И Добрак решился на эксперимент, разумеется, объяснив парню в наиболее доступной форме, что за опыт над ним поставят. Выскочил сначала отбрыкивался: "Это что же, опять у меня душа в пятки уйдет?" - но в конце концов махнул рукой: "Ладно, раз для науки..."
После этого Добрак легко загипнотизировал солдата и внушил ему, что тот - в гондоле аэростата перед злополучным прыжком. "Сейчас 11 часов 20 минут... Прыгает Прохазка, за ним твоя очередь... По-Пошел!" Руки Выскочила стиснулись в кулаки; он побледнел, покрылся капельками пота и вдруг прыгнул со стула... но не далее, чем на предусмотрительно расстеленный ковер. А потом добросовестно ворочался, извивался всем телом, пытался схватить несуществующую спасательную веревку... Врачи, приглашенные Добраком, хотя и представляли в общих чертах, что их ожидает, все же изумились. Десантник ругался, плакал, вспоминал то матушку, то какую-то Марженку... наконец действительно запел, но не народную или популярную песню, как можно было ожидать, а жутким образом искаженную католическую молитву, очевидно, слышанную в детстве на богослужении в родной деревне. И все это время писали перья самописцев, множились цифры на экране дисплея... В конце второго часа Добрак сжалился над парнем и прекратил опыт. Были получены великолепные данные. Полная, развернутая во времени картина состояния человека, попавшего в условия смертельной опасности.
Потом этот метод применялся в авиации при анализе полетных происшествий, для исследования причин дорожных или производственных аварий, в криминалистике. Однажды Добрак спас репутацию капитана большого траулера, чье судно ночью налетело на баржу с лесом; судя по картине, восстановленной под гипнозом капитанской памятью, на барже не были включены огни. Другой раз было раскрыто крупное финансовое преступление... В космонавтике "метод Добрака", называемый также гипнорепродукцией, использовался довольно редко. Нашлись самолюбивые и влиятельные люди, заявившие, что, мол, надо доверять словам членов экипажа и корабельным приборам, а не лазить в душу каким-то модернизированным "детектором лжи", будто космонавты - подследственные... Но время шло, способы анализа совершенствовались. Теперь крошечный скачок кровяного давления или запаздывание реакции на сотую долю секунды могли рассказать о событии больше, чем самая подробная, исповедь. Подвергались тщательному обследованию все уровни нервной деятельности, все ступени, ведущие в глубь организма, вплоть до слепых и темных молекулярных цепочек, до реакций самого белка. И вот - решается судьба величайшей научной сенсации всех времен. Орел или решка? Единственный в мире подлинный след внеземной цивилизации - или видение свихнувшегося бортинженера? От решения зависит, будет ли включена в программу сверхсложного многомесячного перелета высадка на Фобос; загрузят ли ракету дополнительным оборудованием; попадет ли в состав экспедиции пылкий и не всегда уравновешенный Акопян... Последний пробный камень - гипнорепродукция. Только она сможет показать, вправду ли увидел перед собой одинокий космонавт нечто чудесное - или же образы "рукотворных" стены, лаза, тоннеля, пещерного зала родились в его больном, расстроенном месяцами полета воображении? Будет прослежен путь каждого импульса, и мощные компьютеры Космоцентра отделят внешние сигналы от внутренних; пойдут на экран "реконструированные" по сетчатке глаз,
Честно говоря, главное, что смущало самолюбивого Акопяна - это его собственные тайные мысли, скрываемые от самого себя чувства. Что, если гипнорепродукция вытащит на свет божий какие-нибудь проявления неуверенности, трусости? Ошибки, позорные для столь опытного космонавта? Но в этих страхах Сурен не признался бы и под пыткой...
Последние трое суток он находился в клинике день и ночь. Даже во время сна приборы записывали фон, то есть показатели организма, находящегося в покое. Сурен снова и снова просматривал видеопленки настраивался, готовил память к "воспроизведению".
Вместе с Семеном придумали они длинную формулу гипнотического внушения. Акопян хотел сам наговорить ее на пленку - мол, собственный голос повлияет лучше. Тарханов разубедил: оказывается, человек слышит себя "изнутри" совершенно иначе, чем со стороны; записанный голос всегда кажется чужим. Формулу дали записать профессиональному диктору.
И вот настал решающий день. Он входит в сурдокамеру, садится в глубокое зеленое кресло. Принимает удобную позу, расслабляется...
Бесшумно задвинулась тяжелая стальная дверь. Плотно сел за пульт Семен Тарханов - устраивался он надолго. Опыт будет продолжаться двенадцать часов, ровно столько времени, сколько находился Акопян на Фобосе. И все это время чувствительная ткань, соприкасаясь с телом Сурена, станет передавать сигналы о его состоянии в блоки счетных и аналоговых машин.
На главном экране пульта был виден интерьер сурдокамеры. В центре неподвижно сидящий Акопян. Голова его запрокинута, руки свесились до полу. Он уснул почти мгновенно. Звучат последние слова формулы внушения, мягкая музыка, специально написанная электронным композитором для сеансов гипноза. Малый экран мерцает оранжево-серебристым туманом. Как только Сурен окончательно ощутит себя в иллюзорной реальности, на экране появятся зрительные образы, снятые с датчиков в виде импульсов и превращенные компьютером в изображение. Можно будет увидеть Фобос глазами Акопяна.
Тарханов мало верил в "чудо Фобоса". В лучшем случае, думалось ему, напоролся пылкий Сурен на остатки какой-нибудь сугубо земной ракеты, занесенной космическими течениями на марсианский спутник и засыпанной обломками скал. Семен заинтересовался гипнорепродукцией по другой причине. Он ждал от эксперимента новых материалов о таком таинстве, как человеческая психика. Давно уже ни один доброволец не соглашался на целых двенадцать часов погрузиться в гипнотический сон и занять кресло в сурдокамере. Тарханова занимали не только (и не столько) реальные картины пребывания на Фобосе, восстановленные воображением Акопяна. Ему не терпелось увидеть пойманные датчиками и развернутые ЭВМ варианты решений, принятых космонавтом. Не сами решения, а именно их невоплощенные варианты, "черновики", "эскизы".
Когда человек должен на что-нибудь решиться, он мысленно (а то и подсознательно, в считанные доли секунды!) проигрывает множество ходов. А выбирает только один. И, может быть, не самый лучший вариант. Так сколько же моделей поступка "прокрутил" в своем мозгу Сурен, оказавшись перед "искусственной" стеной на Фобосе? Вернуться, подождать, идти вперед, посоветоваться с командиром, ограничиться внешним осмотром... что еще? С какой скоростью он менял внутренние программы... Машина в замедленном темпе воспроизведет перед Семеном весь процесс. Как знать, не научимся ли мы когда-нибудь помогать человеку в выборе решений? Карманный компьютер, соединенный с его мозгом, примет все варианты, проверит их в тысячу раз скорее, чем живая "машина"... и подскажет владельцу: вот что ты должен сейчас сделать! Последствия будут такие-то и такие-то. Разве не пригодится столь действенная помощь людям, работающим в экстремальных условиях... прежде всего, тем же космонавтам?
Спит в зеленом кресле Сурен. Вот сдвинулись брови, лицо приняло озабоченное выражение... Со ста двадцати точек его организма бежит информация на вводные устройства. Начинают мерцать большие и малые экраны... и перед Тархановым, перед замершими ассистентами является слепящий острыми разноцветными бликами колодец пространства в носовом иллюминаторе "Аннушки".
Глава III
________________________________________________________________
ТАИНСТВЕННЫЙ СИГНАЛ
Геннадий Павлович, которого в разговоре между собой сотрудники Космоцентра называли "наш министр", занял в кабинете Тарханова скромное "гостевое" место возле журнального столика. Хозяин кабинета повел рассказ о своих поисках. За реакцией гостя внимательно следил Акопян.