Здравствуй, крошка Ло
Шрифт:
– Да уж, – смеясь, кивнула Ло. – Когда я увидела Хэмптона на пороге своей комнаты, сразу поняла, зачем он пришел. Так что он был прав – я козочкой запрыгала после его визита…
Ло показалось, что на площадке что-то изменилось, но, сколько она ни приглядывалась к знакомым лицам, так и не смогла понять, что именно. Вроде бы все осталось, как прежде, сменились только декорации, но чего-то все-таки не доставало. Уже в конце съемочного дня, Ло поняла, чего именно: чавканья жвачки Хильды Морланд и ее противных шепотков за
Хильда была тиха, мила и приветлива с Ло, как никогда.
С чего такая перемена? – изумилась Ло. Неужели она сочувствует мне из-за болезни? – наивно предположила она.
Мэй расхохоталась, когда Ло озвучила ей свою догадку.
– Подруга, сними наконец розовые очки со своих ослепительных голубых глаз! – покачала головой Мэй. – Хильда – посочувствовала?! Не смеши мои кисточки! Скорее волк посочувствует овце, чем Хильда Морланд – тебе.
– Да что же с ней могло случиться?
Мэй загадочно улыбнулась.
– А ругаться не будешь?
– На кого? – удивленно вскинулась Ло.
– На меня, – ответила Мэй, сдувая с пеньюара пылинки пудры.
– С чего вдруг? – еще больше удивилась Ло. – Мэй, ты что, приложила к этому руку? – осенило ее. – Ну кто тебя просил…
– Ну вот, начинается… – вздохнула Мэй. – Теперь не скажу ни слова.
– Ладно, считай, что ты заранее прощена, – вздохнула Ло. – В конце концов, что бы ты ни натворила, поступок Хильды был отвратительнее… Рассказывай, Мэй, чем ты утихомирила наше жвачное животное…
– Мне даже стараться не пришлось. Вначале Хильда Морланд покрасовалась перед камерами с гримом, который сделал ее старше лет на семь, потом Хильда Морланд… совершенно случайно… получила на щеки порцию румян с мелко натертым панцирем креветок… если ты не знала, у бедняжки аллергия на хитин… И под самый занавес Хильда Морланд умудрилась накрасить губы такой яркой и стойкой помадой… яркость, между прочим, полагалась по сценарию… что ни одно средство не справилось с ней после съемок. Несчастной Хильде пришлось ехать домой с губами клоунессы. Представь, какое огорчение…
Если бы речь шла не о подленькой Хильде, Ло, может, и стала бы возмущаться. Но, представив Хильду с огромными красными губами, едущую домой на общественном транспорте, Ло покатилась со смеху.
– Что ж ты мне раньше не сказала? – отсмеявшись, спросила она подругу.
– Я тебя слишком хорошо знаю… – покачала головой Мэй. – Ты бы стала сочувствовать, говорить, что даже животные не мстят друг другу… И в итоге отравила бы мне все удовольствие…
– Конечно, с румянами и хитином ты точно погорячилась, – посерьезнела Ло. – А вдруг у Хильды случился бы аллергический шок?
– А у тебя не случился шок, когда ты зеленая вышла от Хэмптона? – язвительно поинтересовалась Мэй. – Так что хватит жалеть эту злыдню. Поверь, она не стала бы сокрушаться, если бы тебя выперли отсюда пинком под зад…
Ло наивно полагала,
Вместо мыслей о высоком в мозгах Никки заработал простейший калькулятор, который тут же сосчитал, что чем больше серий отснимет Чак Баффилд, тем меньший перерыв придется делать между их показом. Руководствуясь этими соображениями, он издал указ: работать, как можно плодотворней, то есть, переводя на его язык, – снимать, как можно больше.
Если раньше Ло могла сказать, в скольких эпизодах она снялась за один день, то теперь эта цифра оставалась для нее загадкой. Съемочные часы увеличились чуть ли не вдвое, и в какой-то момент Ло почувствовала, что перестала различать себя и свой персонаж. Покупая продукты, она легко могла заявить продавцу: «Мне, пожалуйста, что-нибудь подороже», как Дора, которая обожала делать дорогие покупки, а в разговоре с дедом или с Мэй вставить какую-нибудь любимую Дорину фразочку, вроде «ну это же примитивно просто».
Но самым ужасным стало то, что теперь Ло приковывала взгляды солтлэндцев не только как красивая женщина, но и как популярная актриса: ведь ее лицо каждый день мелькало на экране телевизора. Мало того, Никки не поскупился на рекламу и устроил Ло фотосессию, так что теперь она красовалась еще и на обложках парочки модных журналов.
Ло понимала, что в Волтингтоне она и мечтать не могла о такой перспективе, но, к удивлению своему, почувствовала, что ее это не радует. В нее тыкали пальцем проходящие мимо люди, у нее по десять раз на дню спрашивали автограф. Ее называли Дорой, спрашивали, где Норрис, интересовались их семейными проблемами, словно не понимали, что Дора и Норрис – всего лишь персонажи, выдуманные сценаристами.
Ло и рада была бы попросить Никки о передышке, но она не сомневалась – пока пройдоха не выжмет из нее все соки, он не успокоится.
Гарри вот уже месяц терпеливо ждал ее ответа, а Ло не понимала, зачем так долго оттягивать со словом «нет». С Лукасом ей удавалось видеться часто – Мэй, зная о том, что он живет в одиночестве, почти каждый день приглашала его поужинать. Но по отношению к Ло Лукас по-прежнему не проявлял никакого интереса, разве что находил ее приятной собеседницей и отзывчивым человеком.
Раньше Ло и не требовала большего, а теперь это подчеркнуто дружеское отношение бесило ее. Ей хотелось совсем другого внимания, но, увы, это внимание доставалось Ло, той Ло, что уехала из Волтингтона в неизвестном направлении. Самым нелепым было то, что Лукас по-прежнему ждал от нее вестей, и Ло так и подмывало сообщить ему, что его возлюбленная обосновалась в Африке и вышла замуж за бедуина…
Однако самую неприятную новость преподнес ей дед, который вдруг собрался вернуться в Волтингтон.