Здравствуй, Снежеть!
Шрифт:
— Как же подобраться, понимаешь? — шепнул разведчику в ухо Абгарян.
— Вдруг пальнет с чердака, — чуть слышно ответил Щукин. И после паузы пробурчал: — Интересно, мастер дома или нет?
— Какой еще мастер?
— Дорожный, какой, — не поворачивая головы, заметил разведчик.
Санинструктора разбирало любопытство: откуда ему известно, что здесь живет именно дорожный мастер? Разведчик глянул на полное удивления и неподдельного детского интереса лицо Кондрашевой и довольно ухмыльнулся.
— Вон, гляди, — едва шевеля губами, показал он в глубь двора. — Видишь, старое сито валяется?
— Кумэкае, — одобрительно зашептал сзади Соломаха.
— Даром хлеб не едим, — вполголоса отозвался Щукин.
В голосе разведчика слышалась такая похвальба, что Сашенька невольно подумала: «Дался ему этот хлеб».
Нетерпеливо заерзал на земле Абгарян.
— Разговоров много, понимаешь, толку мало! — горячо зашептал он. — Надо посмотреть, что в кузове.
Щукин повернул к нему обветренное лицо.
— Что ты предлагаешь?
Абгарян нервно покусывал травинку. Потом решительно сплюнул ее и наклонился к Щукину. Разведчик с готовностью подставил ухо.
— Соломаха нас прикроет, — излагал комсорг свой план, — а мы с тобой — к машине. Ты выбьешь камни из-под колес, а я — за руль. За дом покатим. Нам только за поворот, а там скала защитит.
Щукин пожевал губами, повертел головой туда-сюда, прикидывая расстояние от домика до фургона и от фургона до поворота дороги.
— Рискнем…
Соломаха принял автомат на изготовку, прицелился по маленькому слуховому оконцу домика, зиявшему черным прямоугольником среди камней. Сашенька вынула из кобуры пистолет и взвела курок. Приготовив автоматы и держа их перед собой, напряглись перед броском Щукин и Абгарян.
— Дверь! — испуганно выдохнула Сашенька.
Почерневшая от дождей и ветров, окованная железом дверь домика тихонько приоткрылась, и на порог вышла худенькая девочка лет четырнадцати, в длинном темном платье, с большим глиняным кувшином в руках. Она быстро огляделась по сторонам и легким шагом направилась через каменный двор к источнику.
Ее башмаки на деревянной подошве гулко выстукивали по гранитным плитам.
— Кондрашева, — шепнул Абгарян. — Тихонько из-за кустов спроси ее, кто в доме?
— Давай лучше я, — подался вперед Щукин.
— Нет, — придержал его лейтенант. — Еще испугается, убежит или крикнет. — А они девчонки, понимаешь? Беги, Сашенька!
Сашенька, не выпуская из рук оружия, скрылась в зеленых зарослях. Томительно долго тянулись мгновения. Наконец на дорожке к домику показалась худенькая девочка с кувшином. Теперь она несла свою потяжелевшую ношу не в руке, а на плече. Шагала она медленно, но с некоторым изяществом, которое всегда отличает горянок. Девочка шла не оборачиваясь, никак не выказывая тревоги или волнения, так что со стороны невозможно было понять, говорила с ней Сашенька или нет.
Заволновались близкие кусты. Показалась голова Кондрашевой, блеснули из-под пилотки бедовые глаза.
— Все узнала! — отряхиваясь от пыли, сообщила она. — Мимо проезжала немецкая автоколонна, одна машина сломалась.
— Что в фургоне? — нетерпеливо перебил Щукин Сашенькину скороговорку.
Санинструктор пожала плечами:
— Она сама не знает.
— Надо было задержать девочку, — с досадой заметил разведчик. — Хотел же сам пойти, так нет. Теперь стрельни по окнам, еще в нее попадешь.
— Умна мысля приходе опосля, — вставил Соломаха.
Вдруг снова скрипнула дверь. Девочка, держа в руках большую хлебную лепешку, снова пошла через весь двор к сараю.
— Лаваш своим понесла, — прошептал Щукин, сжимая автомат и напряженно следя за удаляющейся фигуркой в длинном нескладном платье. Только девочка скрылась из виду, разведчик крикнул: «Соломаха, крой!» — и стремительно покатился к машине, прижимая к груди автомат.
Сашенька ничего не успела сообразить. С чердака глухо забил пулемет, затрещал, оглушая, автомат Соломахи, вокруг фургона запрыгали пыльные брызги, зафыркали в воздухе острые осколки камней. С небольшим опозданием рванулся к кабине Абгарян, на ходу стреляя из автомата по немцам, выскочившим на порог. Сашенька выстрелила в одного из них, но промахнулась.
Немцы залегли. Щукина пули миловали, немцы, видимо, боялись повредить колеса автомашины. Разведчик вытолкнул тяжелые камни из-под широких колес и возился теперь с неподатливой дверью автофургона. Кондрашева видела, как разведчик с силой распахнул ее и вдруг удивленно застыл на месте. Лицо его мгновенно залила кровь. Щукин не успел даже схватиться за голову, как подкошенный упал на спину. Сашенька метнулась к нему. Когда девочка добежала до темного зева фургона, сверху на нее обрушился удар прятавшегося внутри немецкого автоматчика…
Очнулась Сашенька оттого, что явственно услыхала в наступившей тишине, как, постанывая, зовет ее Абгарян. Она бы различила его голос среди тысячи подобных. Сержант, как многие кавказцы, пропускал в словах мягкий знак. Это тревожное, заботливое, долетавшее откуда-то из мрака «Сашенка» возвратило девочку из полузабытья. Она оперлась обеими руками о скользкий жестяной пол, а спиной о такую же гладкую и холодную стенку. Саднила голова. Девочка дотронулась до больного места и едва не вскрикнула. Память быстро возвратила ее к недавним событиям. Сильно ударил, паразит. Но где же она теперь? Снова потрогала обитый жестью пол: неужели в плену? Откуда же голос Абгаряна? Может, ей все это кажется?
Рядом, на расстоянии вытянутой руки, серела какая-то щель. Сашенька подползла к этой светящейся прорези и глянула вверх: она находилась внутри автофургона.
Не первый раз попадала она в сложный переплет, поэтому не стала кричать, стучать кулаками в стену, звать на помощь, а решила обследовать все углы. Военврач Котляров из медсанбата, которому она в августе сорок первого сдавала раненых бойцов и под началом которого осталась служить, учил ее, как вести себя в трудном положении.
Наука Котлярова много раз спасала ей жизнь, хотя от слепых пуль и шальных осколков все же не уберегла. Трижды санинструктор сама оказывалась в медсанбатах и госпиталях на положении раненого бойца.