Здравствуй, Таити!
Шрифт:
— Иа орана! — произношу я обычные слова приветствия. Усевшиеся на порогах своих хижин женщины не первой молодости дружелюбно смотрят на нас. Люди привыкли к попаа, смирились и с тем, что девушка повсюду сопровождает иностранца.
Мы идем мимо каменных домов. Деревянные рамы окон высоко подняты, их закрывают только при сильном ветре или проливном дожде. Меня покоряет спокойствие, неторопливое течение жизни на Маупити, еще не отравленное дыханием цивилизации. Философия бытия сводится здесь к почти гедоническому принципу: «мало работать — много отдыхать» или «лучше
Всего один раз я оказался свидетелем ссоры в Маупити. Ссора произошла из-за мужчины. Законная жена хотела избавиться от соперницы, причем ею руководила не столько ревность, сколько задетое самолюбие.
В перепалке обе женщины то и дело употребляли слово «меа». Значение слова «меа» — предмет в самом широком смысле. Это слово постоянно употребляется в разговоре, когда собеседникам лень припомнить имя или название предмета, о котором идет речь. В доме Троппе я часто слышу: «Принеси мне этот меа». Подразумеваются ножницы, нитки и дюжина других предметов.
Мужчины в деревне занимаются домашней работой и не стыдятся этого. Младшее поколение представителей сильного пола, сидя верхом на специальном стульчике, извлекает из скорлупы мякоть кокосового ореха. Мякоть кладут в половинки скорлупы кокоса и затем подвергают ее дальнейшей обработке. Эту мякоть и сок кокоса добавляют ко многим полинезийским блюдам.
Перед лавкой китайца стоит группа женщин. Они пришли за щепоткой соли или оливковым маслом к обеду и скрашивают ожидание своей очереди непринужденной беседой.
Среди садовой зелени мелькнул силуэт юноши с одной из местных красоток. Рани заметила их и осторожно отодвинулась от меня: полинезийцы не любят показывать свои чувства.
Еще одна сценка. На самой середине дороги расположились любители игры в петонг со своими металлическими шарами, сверкающими на солнце. Игра в петонг, завезенная из Марселя, — нечто среднее между игрой в шары и кеглями. Каждый мальчик держит в руке шар и старается бросить его как можно ближе к цели, которой служит у них лимон.
Мы усаживаемся на берегу лагуны. Неподалеку от пристани плещется в воде ватага ребятишек, вереща что есть мочи. Сопровождающий нас Харевеа бросается в воду, немного отплывает от берега и присоединяется к детям. Один мальчик изображает черепаху, остальные стараются окружить его и схватить. «Черепаха» ныряет, высовывается из воды метрах в двадцати от преследователей, и все начинается сначала.
Лагуна Маупити известна обилием черепах. Дети имеют возможность наблюдать, как старшие охотятся на этого «крупного зверя». Мясо черепахи вкусно, и, пожалуй, это почти единственный вид мясной пищи островитян.
Охотятся на черепах с лодок. Черепаху хватают в тот момент, когда она высовывает из воды голову, чтобы вдохнуть воздуха. Охотники пользуются копьями патиа или, предпочтительнее, арбалетами с нейлоновой тетивой. Достаточно подкрасться к черепахе, хорошенько прицелиться — и вот уже добыча бьется на металлическом стержне. Обычно в ловле принимает участие несколько мужчин, так как черепахи очень
Время вынужденного ожидания коллективной ловли рыбы мы коротаем за приятной беседой. Перед нами почти круглая лагуна шириной три-четыре километра. В распадинах — кокосовые пальмы, в воде — отражение Рани. Когда она сидит на берегу, погруженная в себя (игра в черепаху ее не интересует), то выглядит на всё свои восемнадцать лет. Впечатление такое, что она что-то серьезно и глубоко обдумывает.
— О чем это ты размышляешь?
— Так, ни о чем…
Мой вопрос, чувствует ли она себя счастливой, явно ее обескуражил. Поднимает на меня удивленные глаза, трогает рукой косу, не понимает, о чем я. А ведь Рани очень смышленая и всем интересуется. Я уже знаю: стоит ей преодолеть робость, у нее найдется, что порассказать. Я часто беседую с ней о любви. Тема старая, но вечно животрепещущая в любой точке мира. Правду говоря, я все время пристаю к ней с расспросами, потому что мне хочется как можно больше разузнать у моей приятельницы.
Тем для обсуждения хватает, старшая сестра Рани поставляет их нам неограниченно. Пепе невероятно любвеобильна, ее поведение — неразрешимая загадка для меня.
Я знаю, что у нее есть парень, капитан «Мануиа II», — красивый, молодой, веселый, однако Пепе постоянно возвращается домой поздно ночью или под утро, тенью проскальзывая по веранде. Я слышу только шлепанье ее босых ног… Когда она проходит мимо моей двери, я чувствую сильный аромат цветов, смешанный с запахом пальмового мыла.
Полинезийский рай — страна сильно развитой чувственности. Острова поставили своеобразный мировой рекорд — здесь «всего» тридцать процентов детей рождается от внебрачных связей. Сексуальная жизнь абсолютно свободна, инициатором и союза и разрыва может быть любая сторона. Молодому человеку достаточно в знак любви положить за ухо девушке красный цветок. Оберегать добродетель дочерей — напрасный труд! Мадам Троппе понимает это и на интрижки дочек смотрит сквозь пальцы.
В Полинезии сексуальная жизнь начинается рано. Тайны ее познаются с малых лет. Матери посвящают дочерей, дети спят вместе с родителями и все видят. Старшие ничего не запрещают им и ничего от них не скрывают.
Младшее поколение занимается любовью вне дома — незаметно, «в кустиках». Подумать только, что еще совсем недавно таитянским девушкам было совсем незнакомо чувство стыда, и они искренне потешались, когда моряки Уоллиса пытались увести их в укромное местечко. Ах, как все изменилось!
Стараюсь заучить выражения, относящиеся к ars amandi (сфере любви). Быстро овладеваю группой слов в значении «ароа» — «любить». С этим лингвистическим оружием я наверняка преуспел бы во флирте не хуже любого островитянина. И вообще чувствую себя здесь так по-свойски, так хорошо, что рушатся все мои планы скорого возвращения в Европу. Вы удивлены? Но попробуйте представить себе: лунная ночь, пальмы, пьянящий аромат цветов…