Здравствуй, Таити!
Шрифт:
Перед нами самый настоящий маху. Маху — детище здешних островов. На Подветренных островах человек — хозяин своей судьбы, делает то, что хочет. Если мальчик или мужчина заявит, что хочет быть девочкой или женщиной, никто не удивится этому и никто не будет ему в этом мешать. Маху вовсе не стыдятся своего положения в обществе, хотя европейцы подтрунивают над ними. Местные жители считают, что это обычный случай «отвращения духа от тела», аналогичный четырехлистному клеверу или левосторонней спирали раковины. Маху выполняют по дому женские обязанности — стирают, шьют, гладят, нянчат грудных детей. Их охотно берут в служанки, кухарки, няньки. У королевы Марэу был при дворе свой маху, а когда он умер, она взяла нового, его
Марааму атакует!
Маупити — самый удаленный остров Французской Полинезии, и уже по одной этой причине его стоит посетить. Поскольку здесь нет аэродрома, лишь немногие могут вкусить от его интимной красоты.
Маупити соединяет с внешним миром только одно судно, заходящее сюда с Раиатеа два раза в неделю. Прибытие и отплытие судна — самое крупное событие на Маупити. В это время жителей острова охватывает необычайное возбуждение. Звуки пароходного гудка поднимают на ноги даже самых отъявленных лентяев.
Маленькая пристань на Маупити с одним бетонным причалом представляет собой для островитян нечто вроде пассажирского вокзала. Когда прибывает «Мануиа II, все сбегаются сюда как на базарную площадь. Судно для жителей Маупити — это нечто большее, чем транспортное средство. Оно своего рода пить, связующая их с далеким материком, которого они никогда не видели.
В настоящий момент у пристани стоит корыто с мотором, которое здесь почему-то называют шхуной. Люди вплотную притиснулись к корпусу «Мануиа II», чествуя прибытие судна. Жители Маупити не слишком отличаются от своих собратьев, живущих на других островах. Так же пестро одеты, так же босы. Возможно, им свойственна большая сдержанность в поведении; похоже, что они очень мягки по характеру, улыбчивы, никогда не повышают голоса. Мужчины серьезны и молчаливы.
В двух десятках шагов от судна стоит группа девушек и женщин. Они провожают своих мужчин, которые покидают остров, отправляясь на заработки на Новую Каледонию. Полинезийки обернуты в пестрые ткани, их черные волосы украшают цветы тиаре. Они не растут нигде, кроме этих мест. Если пересадить цветок, он тот4 час погибнет, не в силах перенести тоску по родным островам…
На том же судне отплывает молодая беременная полинезийка, которая возвращается на Тахаа, чтобы, по полинезийской традиции, родить ребенка в своей семье. Провожающие ее друзья, по обычаю Южных морей, принесли на дорогу дары — корзину с плодами, циновку для сна, ожерелье из мелких раковин. Все ждут, когда кончится погрузка, чтобы наконец занять место на палубе. На «Мануиа II», небольшой однопалубной посудине, нет пассажирских кают.
Наконец мешки с дынями и копрой уложены в трюм. Наступил момент отплытия. Капитан заканчивает последние формальные переговоры с местным представителем власти. «Без моей подписи не отойдет ни одно судно», — заявил мне тавана, который на маленьком Маупити выполняет функции полицейского, судьи, почтальона, гражданского чиновника, а также бюро информации Меня лично особенно интересует именно его последняя должность.
Швартовы отданы, трап поднят, за кормой заработал винт. Все шире полоса воды между берегом и «Мануиа II». Судно направляется к узкому проходу в рифах, воротам Маупити. Пять часов вечера — лучшее время для использования отлива. На здешней акватории время суточных приливов и отливов удивительно точно. Высшая точка прилива приходится на полдень и полночь. а отлива — на шесть часов утра и вечера.
Небольшая «шхуна», набитая людьми и грузом, выходит в открытое море. При мысли, что мне придется совершить на ней еще один рейс, по коже пробегают мурашки. Надо видеть это корыто: борта так изъедены ржавчиной, а общий вид настолько ненадежен,
Вскоре после того, как мы вышли с острова Утуроа, погода переменилась, начался шторм. Волна ударила в нос так внезапно и с такой небывалой силой, что, казалось, только чудом судно могло уцелеть. По палубе перекатывались тонны воды. Прежде всего волнами сорвало бортовой брезент, предохранявший людей от порывистых шквалов, затем смыло с кормы будку, служившую уборной. Вода на палубе достигала до половины икры, всюду плавали резиновые сандалии, разодранные циновки, плоды, какое-то грязное тряпье, в котором пассажиры с трудом узнавали части своей одежды.
Перепуганные, заливаемые волнами, мы искали спасения на крышке люка. Но укрыться было негде! Пассажиры сидели или лежали на циновках, съежившись и тесно прижавшись друг к другу. Некоторые, скользя по мокрой поверхности люка, сваливались в воду, заливавшую палубу потоками. Помню, я одной рукой судорожно ухватился за мачту, а другой держал маленького мальчика, который втиснулся между мной и матерью-полинезийкой.
Море буквально взбесилось. Яростные волны швыряли кораблик. Наше плоскодонное корыто то вспрыгивало на |Их гребни, то падало в глубокие провалы. Волны выросли до таких размеров и качка стала столь нестерпимой, что многие не выдержали. Разговоры утихли. Одна островитянка, измученная качкой, вытянула вперед руку, как бы взывая о помощи или желая задобрить морских духов. Только один рябоватый полинезиец менее драматично, чем остальные, переживал трепку на гигантских водных качелях. Он даже смеялся и шутил… Я же все время трясся за свои камеры и пленку, сложенные в дорожном мешке, который зловеще раскачивался надо мной, привязанный к навесу.
Битых десять часов продолжалась борьба «Мануиа II» с океаном. Наша судьба в большой степени зависела от исправности судовых машин, ну и, конечно, от мастерства капитана. Повернись наша лохань бортом к волне — пиши пропало. Огромные волны опрокинули бы нас и погубили.
Перспектива рисовалась в самых мрачных тонах. На «Мануиа II» не было ни шлюпки, ни радио, чтобы в случае надобности подать сигнал «SOS». Большинство судов, курсирующих в этих водах, не имеет никаких спасательных средств. Владельцу это кажется лишним расходом. Мои друзья в Папеэте были правы, когда предостерегали меня от плавания на таких посудинах! Много подобных «шхун» окончило свое существование на дне океана, их пассажиры разнообразили собой меню акул и других рыб.
Операция прохода через рифы у берегов Маупити была поистине верхом мастерства. «Мануиа II» должна была форсировать препятствие при ветре марааму, а о том, что это значило, красноречиво говорили сорок восемь остовов судов, разбившихся на рифах Маупити. Переправа через Пассе Оноиу считается наиболее опасной для тех, кто плавает по здешним морям. Суда, заходящие на Маупити, много раз примериваются, прежде чем войти в узкий, окруженный острыми рифами проход. Что ж, каждому свое. Садишься играть — можешь вытянуть плохую карту.
По дороге, идущей от причала вглубь острова, я рассказываю таване Маупити о плавании на «Мануиа II».
— Только эта безмозглая дубина Пьерро Туеиава может выйти в море на такой лохани в такую погоду! — восклицает полинезиец. — Но он хороший капитан, родом с острова Рапа, а все лучшие моряки архипелага — оттуда.
Мы идем медленно, наслаждаясь предвечерней тишиной и покоем. Для меня самые лучшие минуты — идти потихоньку по незнакомым полинезийским деревушкам, особенно перед заходом солнца. В это время дня воздух душист и легок, и ничто не нарушает тропической тиши, кроме страстного стрекотания цикад. Ни машин, ни шума. Жадно «пью» прелесть острова.