Здравствуйте, доктор! Записки пациентов
Шрифт:
С другого берега отчалила лодка с одиноко стоящим на ней гребцом.
Ольга Столповская
«Не реанимировать»
Все было неудачно в тот день. Тяжелая трудовая неделя наложила отпечаток не только на мою осанку, но и на гардероб. Нестиранная одежда лежала грудой в ванной. Поэтому вещи, которые были надеты на мне, были не первого эшелона. Блузка из прошлогодней коллекции, висевшая непоглаженной в дальнем конце шкафа, дождалась, наконец,
Позвонила сестра Ленка, попросила отвезти ее в роддом, у нее начались схватки. Мужа у сестры не было. Пока я добиралась к ней в утренней давке метро, случилось необратимое: она родила. Дверь долго никто не открывал, наконец, щелкнул замок, дверь открылась, словно сама, и я увидела сестру, скрючившуюся на полу, на окровавленной розовой простыне. Она стояла на коленях, согнувшись, и держала на руках завернутого в край простыни лилового кроху. Это были какие-то стремительные преждевременные роды, больше похожие на выкидыш. Тем не менее ребенок был жив, хоть и недоношен.
— Мальчик, — гордо сообщила сестра.
— Ты же должна была рожать только через два месяца, — сдавленно прошелестела я.
— Да. Но он родился очень быстро, — сестра еле говорила — вид у нее был измученный, — почувствовала схватки еще ночью, но не сильно, я даже не поняла сначала. Утром отошли воды, я позвонила в скорую, но уже через час он родился. Ты не поможешь мне перерезать пуповину?
Я ошалело смотрела то на младенца, то на сестру, то на пуповину, которая связывала их в одно целое.
— Не бойся, нам на курсах, подготовительных к родам, объяснили, как это делать. Это просто.
— Так это же надо чтобы врач, в больнице, стерильным скальпелем. Так же можно заражение крови…
— Насть! Бабы в поле рожали! Какой скальпель? Режь ножницами, пуповина все равно уже мертвая!
Я помогла сестре, придерживая младенца, добраться до дивана. Пуповина не давала ей подняться с колен, сильно сковывая в движениях. Сестра легла, положила младенца на грудь.
Все вокруг было в крови. Я не верила, что вижу все это, и это не сон.
— Извини, я не могу перерезать это, давай я лучше позвоню, уточню, когда, наконец, приедет скорая.
Я набрала 03, назвала адрес. Девушка на том конце ответила:
— Едет к вам машина! Пробки. Скоро уже будет.
Действительно, только я повесила трубку, раздался звонок в дверь, я бросилась открывать. Вошли двое мужчин в медицинских халатах, загадочные, как инопланетяне. Один высокий, худой, другой маленький, коренастый. Спросили, где помыть руки. Стали осматривать сестру. Перерезали и завязали пуповину. Помыли младенца; худой, склонившись над ребенком словно аист, намазал ему голову мазью, объяснил, что она снимет отечность. Бережно запеленал, колдуя тонкими пальцами над страшненьким существом, которое причмокивало и попискивало и с каждым мгновением приобретало все более человеческий облик. В это время коренастый звонил по телефону. Ребеночек, согревшись в пеленке, мгновенно сладко заснул. Коренастый сказал, что надо ехать в больницу, но не в ту, где собиралась рожать
Услышав «инфекционная», сестра стала предлагать деньги, чтобы ее отвезли в хороший роддом, где у нее была договоренность. Мужчины переглянулись. Высокий, видимо главный, глубоко вздохнул:
— Мы бы и без денег вас отвезли, куда вам нужно, но не имеем права. Тут без вариантов, на Соколиную гору.
Сестра всю дорогу плакала, говорила, что на Соколиную гору свозят родивших бомжих, что там ребеночек может заболеть чем угодно, что она слышала про эту больницу всякие ужасы, и снова предлагала любые деньги. Врачи хмуро молчали. Малыш проснулся и заплакал. Тот, что главный, устало посмотрел на меня сквозь очки:
— Не волнуйтесь, все будет нормально. Самое страшное вы уже пережили. Я роды имею в виду. С вами все в порядке, целы, мальчик ваш тоже в порядке, только гематома из-за стремительных родов. Его полечат, и вас выпишут через день-два.
Говорил он с каким-то акцентом. Несмотря на худощавое, астеничное телосложение, его тон почему-то внушал уверенность. Но когда мы прибыли в больницу, сразу же появились сомнения. В неуютном приемном покое у сестры хотели забрать ребенка, она вцепилась в него, наотрез отказываясь отдавать. Врачи скорой, передав нас приемщице, собрались уходить. Я в испуге глянула на того, что в очках. Он потер черный, начинающий седеть висок и сунул мне бумажку:
— Вот телефон, звоните если что.
Ленке выдали больничную одежду — застиранный халат, который оказался рваным.
— А ты запахнись, — сказала нянечка.
Ленка протянула нянечке тысячу рублей:
— Найдите не рваный, как же я буду в таком позорище?
— Нету другого, милая. Денег не возьму. Перед кем тебе здесь красоваться-то? Все равно завтра выпишут.
С собой взять ничего не разрешили, и Ленка передала мне прихваченную из дома пачку денег:
— Это я копила на роды. Не пригодились.
Только я вышла из больницы, мне позвонила Ленка:
— Это я, — всхлипывала она, — я пронесла телефон, могут отобрать, поэтому я звоню из туалета, буду говорить тихо, — и она громко зарыдала, — у меня отобрали ребенка, его кололи антибиотиками, со мной тут очень грубо обращаются, меня осматривал какой-то садист! Сделай все, чтобы вытащить меня отсюда! Иначе я сбегу.
— А ребенок?
— Придется его выкрасть! — она повесила трубку.
Я была в растерянности. Как вытащить? У меня совершенно не было связей в медицинской сфере. Я набрала номер, который дал врач скорой. На бумажке под телефоном было написано: Даниэль. Это экстравагантное имя совсем не вязалось со смуглым брюнетом в очках, поэтому я не решилась обратиться к нему по имени.
— Здравствуйте, это Настя, вы нас с сестрой отвозили только что в инфекционную на Соколиную гору…
— Да, я вас слушаю, Анастасия.
— Сестра мне позвонила из больницы и просит ее оттуда забрать, иначе она говорит, что сбежит и выкрадет ребенка. Не могли бы вы помочь сестре выписаться?
— Выписаться ей нельзя, у ребенка обширная гематома, его должны наблюдать в больнице. Но я могу поговорить со знакомым врачом, может быть, можно ее перевести в другую больницу.
— Ой, пожалуйста! Мы вас отблагодарим!