Здравствуйте, Эмиль Золя!
Шрифт:
Он добавлял:
«Кончилось тем, что стали читать мои романы, кончится тем, что станут смотреть мои пьесы».
На этот раз он ошибался.
Успех «Западни» побудил писателя провозгласить натурализм и собрать своих сторонников, что стало возможным благодаря Медану. Они обосновались там — эти молодые люди, в которых он нуждался и которые нуждались в нем. Благодаря Алексису Леон Энник прочитал произведения романиста. После лекции, в которой Энник с энтузиазмом говорил о новом течении, Алексис привел его к Золя. Хороший рекрут! Энник сравнил «Западню» с «Девяносто третьим годом» и отдал предпочтение первому роману!
На обеде у Траппа можно было увидеть Гюисманса. Алексис встретил Гюисманса в карнавальную ночь у дверей увеселительного заведения, где проходил бал. Они
Знакомится с Золя и Сеар. В апреле 1876 года, в воскресенье, Сеар поднялся по авеню Клиши, дойдя до развилки, пошел по авеню Сент-Уэн, разыскал улицу Сен-Жорж и на ней — небольшой дом 21. Он вручает визитную карточку со своим адресом в Берси. Золя встречает его приветливо; особенно же он становится приветлив, когда убеждается, что перед ним ученик, а не посредник торговца вином.
Наконец, Алексис представляет своим друзьям Ги де Вальмона-Мопассана.
«Однажды в четверг (был прекрасный вечер) все мы впятером отправились к Золя. С тех пор каждый четверг мы бываем у него», — скажет Поль Алексис, описывая вскоре домашнюю жизнь мэтра:
«В простенке между двумя окнами возвышается на пурпурном постаменте бюст писателя; слева на камине множество японских безделушек, чудовищ с извивающимися хвостами и с выпуклыми насмешливыми глазами… стол, кушетка, темно-красные занавески на окнах, портрет мэтра, написанный Мане, китайские безделушки, эскизы — вот и все… В рабочем кабинете, расположенном этажом выше, из предметов искусства находятся пейзаж импрессиониста Клода Моне, китайские безделушки и жардиньерки из красной меди. И здесь ничто не говорит о стремлении Золя поразить своих посетителей; квартира свирепого романиста — это комфортабельное жилище преуспевающего буржуа, которому преспокойно живется в его гнездышке, который работает весь день и вносит, конечно, квартирную плату за каждые три месяца… Раз в неделю, вечером, этот „мозговой живот“ (по выражению г-на Барбе д’Оревильи) принимает кого-нибудь из друзей или учеников. В их числе несколько молодых романистов; Мариус Ру, Поль Алексис, Анри Сеар, Энник, Ги де Вальмон… Они составляют банду „свиней“, этих „реалистов с четырьмя лапами“, как их охарактеризовала одна веселая газетенка; или „Убийцы душ“, люди, собирающиеся создать свою маленькую „Западню“, как их называли в серьезных газетах…»
Итак, этот отряд вольных молодцов размещается летом в Медане, у добродушного и размякшего Золя, у снисходительной г-жи Золя, хорошей хозяйки дома и искусной стряпухи. Кухня становится изысканной. Здесь лакомятся рыбой краснобородкой, филе с белыми грибами, маленькими пирожками с остро приправленным мясом, салатом из трюфелей, икрой. Шамбертен и мозельское здесь предпочитают шампанскому. Эмиль Золя смотрит на блюдо рябчиков, поданное на стол, покрытый вышитой скатертью, на которой изображены сцены из охоты на оленей, и не может удержаться от восклицания: «Ну как? Вы чувствуете! Ведь можно подумать, что мы проглатываем все сокровища лесов России».
Мэтру [80] тридцать восемь лет, Полю Алексису — тридцать один, Гюисмансу — тридцать, Сеару — двадцать семь, Эннику — двадцать шесть. Вне всякого сомнения, эти «господа Золя», как их называют, чувствуют себя ближе к Флоберу или к Гонкуру, даже к Бодлеру, чем к автору «Западни». Но Золя — их глава, молодой и полный жизненных сил.
Наступило лето 1878 года. Прошел год напряженной работы. «Страница любви» печаталась сначала в «Бьен пюблик», с И декабря 1877 по 4 апреля 1878 года, а затем, в июне 1878 года, вышла отдельным изданием в «Библиотэк Шарпантье». Золя говорил об этой книге:
80
Не следует удивляться этому слову. Восторженные, преувеличенные оценки были тогда обычным явлением. Письма, которые получал Золя, кишат изысканными выражениями, и среди них «знаменитый мэтр» — самое заурядное.
«Она немного поверхностная, немного вялая, но мне думается, что ее прочтут с удовольствием. Я хочу удивить читателей „Западни“ этой добродушной книгой».
Будучи реалистом, он уточнил свою мысль в письме к Шарпантье:
«Книга
Надеясь, что в «Нана» он снова обретет свою «свирепость», Золя опубликовал самую бесцветную из своих книг. Сюжет ее лишен оригинальности, слабо разработан, плохо связан с остальными произведениями «Ругонов», если не считать образа маленькой Жанны и того внешнего факта, что книга открывается знаменитым генеалогическим древом семьи.
Однако в «Странице любви» можно было обнаружить ряд великолепнейших картин Парижа, созданных писателем, который любил этот город:
«У подножия Трокадеро, под медленным полетом последних снежинок, город, цвета свинца, казался мертвым. В неподвижном воздухе, с едва заметным непрерывным колебанием, сеялись на темном фоне бледные крапинки снега. За трубами Военной пекарни, кирпичные башни которой окрашивались в тона старой меди, бесконечное скольжение этих белых мух сгущалось, — в воздухе словно реяли газовые ткани, развертываемые нитка по нитке. Ни единый вздох не веял от этого дождя, — он, казалось, падал не наяву, а во сне, заколдованный на лету, словно убаюканный. Чудилось, что хлопья, приближаясь к крышам, замедляют свой лет; они оседали без перерыва, миллионами, в таком безмолвии, что лепесток, роняемый облетающим цветком, падал бы слышнее; забвением земли и жизни, нерушимым миром веяло от этих движущихся сонмов, беззвучно рассекавших пространство» [81] .
81
Эмиль Золя, Собр. соч., т. 7, ГИХЛ, М., 1963, стр. 327–328.
Это описание напоминает прекрасные зимние пейзажи Моне, Моне, создавшего «Ледоход». Молодые люди, собравшиеся в Медане, больше наслаждались этими страницами, чем сюжетом. Впрочем, Золя следовало бы остерегаться: Понмартен сказал, что эта книга исполнена «скромного и изысканного изящества».
Вот, однако, важная деталь, о которой Золя не знал. 30 марта 1878 года Эдмон де Гонкур с раздражением и злостью писал в своем дневнике:
«Мне никогда не приходилось видеть более требовательного и менее удовлетворенного своим огромным состоянием человека, чем тот, кого именуют Золя (sic). Шарпантье рассказывал, что, когда на одном обеде он сообщил Золя, что издаст „Страницу любви“ тиражом 15 000 экземпляров, тот до конца обеда не переставал жаловаться, хныкать и брюзжать. Во время обеда приносят генеалогическое древо Ругонов, сделанное Регаме. Очевидно, это древо выглядело ужасно, и недовольный Золя стал жаловаться, что одна ветвь расположена немного выше другой; почти плачущим голосом он сказал, что никогда не делают так, как он хочет».
Возникает глубокая литературная зависть, вызванная успехами Золя, которых Гонкур не мог вынести. Она особенно усилится в последующие годы.
В Медане дома крестьян расположены вдоль дороги, ведущей в Триель, «на середине чудесного волнистого склона, по которому тут и там раскинулись купы высоких орешников, причем отдельные домишки как бы съехали вниз, к самой насыпи Западной железной дороги…» Поль Алексис, насвистывая, идет размеренным шагом по дороге, «тенистой, незапыленной и чистой, как аллея английского парка». Подойдя к ограде, он зовет Золя; выбегают собаки, за ними показывается хозяин дома.
— Я уже успел отдохнуть после обеда. Заходите, дорогой. Скажите, как платят девке?
— Что?
— Я имею в виду проститутку. Как с ней расплачиваются — до или после?
Алексис покатывается со смеху. Золя, сохраняя невозмутимый вид, говорит ему:
— Алексис, зайдите взглянуть на строительные работы.
Золя наблюдает за своей стройкой, он одновременно подрядчик и архитектор.
— Видите, я стал инженером. Как отец.
Габриэлла охвачена жаждой деятельности: она отдает распоряжения, хлопочет на птичьем дворе, расплачивается с рабочими. Она помешана на постельном белье. Им заполнены все шкафы. Габриэлла подбирает и мебель. Но здесь у нее есть соперник: собственный муж. Они оба, но каждый сам по себе, бегают по антикварным лавкам.