Зелье для государя. Английский шпионаж в России XVI столетия
Шрифт:
Второй виток опричных казней, согласно данным Синодика, начинается с убийства дьяка Казарина Дубровского в декабре 1567 г. Жестокая расправа вызвала протест со стороны митрополита Филиппа. Государь расценил увещевания святителя как вмешательство в «опричные дела», а его обличительное выступление в Успенском соборе 22 марта 1568 г. привело к полному разрыву и вражде. В ноябре того же года состоялся церковный суд, святителя обвинили в измене и заточили в тверской Отрочь монастырь. Одновременно с процессом по делу митрополита Филиппа царь «положил великий гнев» на своего двоюродного брата и не позднее февраля следующего 1569 г. послал того в Нижний Новгород{359}.
Около
Датировка вкладной записи позволяет высказать предположение, что покров был завершен между 1 сентября (начало 7077 г.) и 25 сентября (день памяти преподобного Сергия Радонежского). Шестого сентября скончалась царица Мария Темрюковна. Подозрение в злом умысле пало на Старицких. Прямых доказательств вины княгини-иноки или ее сына в подготовке покушения на государя и членов его семьи, видимо, не нашлось, и были использованы подложные улики. Таубе и Крузе рассказывают, что один из дворцовых поваров, ездивший в Нижний Новгород за рыбой, донес, будто князь Владимир дал ему ядовитый порошок и 50 рублей и велел отравить царя{360}.
В начале октября 1569 г. князь Старицкий был вызван с семьей на Боган, ему было предъявлено обвинение в попытке убийства царя и царевичей. 9 октября состоялась казнь: князь Владимир, его жена и младшая дочь приняли яд. Два дня спустя настала очередь княгини и мастериц вышивального дела: 11 октября вместе с инокой Евдокией погибли в мучениях семь монахинь Горицкого монастыря, «которые с нею были». Синодик Опальных называет их поименно. Два имени — Анна и Ульяна — дополнены припиской: «немки»{361}. Вполне вероятно, что они были родом из Англии и приписку в Синодике следует понимать как «английской земли немки».
Иван IV пощадил детей князя Владимира от первого брака — Василия, Евдокию и Марию. Старицкий, Дмитровский, Звенигородский уделы и другие меновые земли отошли в государеву казну. Однако Дмитровский удел еще один раз оказался в руках князя Старицкого — Василия.
Царь вспомнил о своем двоюродном племяннике в завещании, составленном в июле-августе 1572 г. Согласно духовной грамоте, в случае смерти государя Дмитров со всеми волостями отходил царевичу Ивану Ивановичу в составе прочих земель, а князя Василия было обещано вознаградить, «посмотря по настоящему времяни, как будет пригоже»{362}. Государь вознаградил князя Василия, как только была получена весть о полном поражении крымцев в сражении при Молодях, — в конце августа 1572 г. Сведения об этом дает автор Пискаревского летописца, помещая сообщение о пожаловании в конце статьи «О приходе Цареве на Молоди»: «7080/1572, Того же году пожаловал князь великий князя Василья Володимеровича Дмитровой»{363}. Князь Василий совсем недолго владел уделом: вскоре он был умерщвлен, и Дмитров вновь вернулся в государеву казну.
Подводя итог, следует подчеркнуть, что князь Владимир Андреевич Старицкий уже в 1554 г. обладал юридически закрепленными правами регента в случае кончины Ивана IV и наследника шапки Мономаха
Зелье для государя
Семейный спор о земельной собственности вылился за двадцать с лишним лет в смертельное противостояние Ивана IV и княгини Старицкой. Если одна сторона использовала юридические хитрости, чтобы заставить князя Владимира отказаться от Дмитровского удела, то вторая, добиваясь передачи земель, использовала страх государя перед «Божьим наказанием». Вслед за действиями, которые ущемляли интересы Старицких, следовала болезнь самого царя, царицы или кого-то из детей, внутреннее «нестроение» в государстве и внешнеполитические осложнения. Государь был вынужден идти на поклон к двоюродному брату, после чего наступало чудесное выздоровление и решение всех проблем. В противном случае — царь хоронил жен и детей, терпел поражение на полях сражений.
Божественная природа наказания вытекала из того, что несчастья предсказывались либо лицами духовного звания — Максимом Греком, Сильвестром, либо — вкладными записями на покровах, изготовленных в «светлице» княгини Старицкой. Возможно, княгиня Ефросинья искренне верила, что Бог на ее стороне, и что ее молитва, воплощенная в слова тропаря или моления, несет болезни и несчастья врагам или дарует чадородие и успех сторонникам. На первых порах «оружие» княгини действовало безотказно, особенно в тех случаях, когда смерть ребенка в царской семье совпадала с точностью до часа с рождением ребенка у князя Владимира. Под давлением царицы Анастасии, Сильвестра или Адашева Иван IV выполнял требования княгини Старицкой.
Преследуя свою цель, княгиня Ефросинья оттеснила от царского престола других родственников государя — Глинских и Романовых. Вместе с падением Глинских, в 1550-х гг. завершилось сотрудничество Москвы с Аугсбургом. Романовы, не обладавшие большим влиянием при дворе в силу своего недавнего возвышения, были вынуждены следовать за сильнейшей партией князей Старицких и способствовать укреплению коммерческих и дипломатических связей московского правительства с Англией. Внутридворцовые интриги княгини Ефросиньи приносили очевидную выгоду правительству Елизаветы I. Вполне возможно, английские купцы содействовали исполнению «пророчеств», поставляя в «светлицу» княгини пропитанные ядовитым составом шелковые нити и ткани.
Подозрения, что «Божий промысел» имел симптомы отравления ядом, появились у Ивана IV конце 1560-х гг. Если смерть первой жены Анастасии Романовой, наступившую 7 августа 1560 г., царь приписывал «чародейству»{364}, то в дальнейшем его вера в «детские страшилы» Сильвестра сильно поколебалась. Проклятия митрополита Филлиппа, произнесенные 22 марта 1568 г. в Успенском соборе, вызвали у государя лишь злую насмешку. По приказу царя в темницу митрополита была передана отрезанная голова его племянника (или двоюродного брата), при этом было сказано: «Вот твой сродник, не помогли ему твои чары»{365}. Смерть царицы Марии Темрюковны (6 сентября 1569 г.) уже не оставила сомнений в преступном умысле ближайших родственников государя. Таубе и Крузе приводят слова Грозного, сказанные князю Владимиру Старицкому перед казнью 9 октября 1569 г.: «Ты искал моей жизни и короны, ты приготовил мне яд: пей его сам»{366}.